Жом перевел дух. Это звучало намного лучше, чем другие причины, которые он успел вообразить. – Ида, я могу спросить вас? – О том, что это за обязательства? Что от меня требуется, что будет? – Да. – Можете. Ида задумчиво перебирала пальцами носовой платочек. Формулировала мысль. Даже ей было сложно объяснить все Константину. – Жом Константин, я дала слово своей сестре. – Слово? – Что дождусь ее в Герцогствах. Яна сейчас в Русине, и пока она не вернется, я не смогу располагать собой свободно. Ураган едва не фыркнул. Вовремя опомнился. – Тора Ида… Ида, вы позволите вас так называть? – Да… Константин? – Ида, милая, я могу помочь вашей сестре. Как ее зовут, и где я могу ее найти? Ида рванула платочек. Не нарочно, просто руки зажили своей жизнью. – Константин, это достаточно сложная семейная история. Так получилось, у Яны есть ребенок, который до недавнего времени жил с отцом. Сестра отправила меня в герцогства, а сама поехала за сыном. Я не знаю ни где она, ни что ей угрожает – ничего не знаю! И вы помочь не сможете. Как вы себе это представляете? Сейчас, в нынешней Русине? Ураган задумался. – Яна Петровна? Воронова? – Все верно. – Если мы встретимся, я сделаю все, чтобы помочь ей и переправить к вам. Даю слово. Ида вздохнула. – Яна сказала – ждать до следующей зимы. Если от нее не будет весточки, если она не приедет, я вольна располагать собой Просила учиться, найти себе занятие по душе, да, не торопиться с замужеством… – А я только решил, что ваша сестра очень умная женщина, – подколол Ураган. Ида улыбнулась. – Яна действительно умница. Мне до нее далеко. Скажу больше, если бы не сестра, мы бы сейчас не разговаривали с вами. Она мне жизнь спасла. Буквально на себе вытащила… вылечила, придумала, как меня вывезти из Русины. Не будь ее, я была бы уже мертва. Я обязана ей жизнью, и она может располагать мной, как пожелает. Это правильно. Ураган молча взял холодные тонкие пальцы Иды в свои ладони, подышал на них, согрел… – Ида, вы чудесная. Девушка очаровательно покраснела. – Это я вас недостоин. Никогда и никому Ураган этого не рассказывал. А сейчас вот… прорвало? Нет. Просто ему хотелось не формальную семью, а настоящую. Ту, в которой все можно доверить супругу – или супруге, ту, в которой двое знают друг о друге практически все, ту, в которой не таят секретов и не прячут камней за пазухой. Не просто семью для галочки. Нечто искреннее. Когда весь мир идет на тебя войной, как никогда нужен крепкий тыл. А потому… Если Ида решится связать с ним жизнь, она должна знать о нем все возможное. И о его происхождении, все же он тор Ровенский, и о том, как он собирался служить Творцу, как поступил в духовную семинарию, но по живости характера хотел справедливости не там, на небе, а здесь, на земле… Там он и связался с освобожденцами. Поверил в их идеи, вел пропаганду среди заводских рабочих, за что его и арестовали. Сослали на рудники, оттуда он бежал, и потом отдавал все силы на благо Освобождения. Несколько раз его арестовывали. Он бежал, и снова включался в работу. Листовки, агитация, а иногда и террор, да… Впрочем, у Урагана были и жесткие правила. Не убивать женщин и детей. Отречение Петера он как раз в тюрьме встретил. Пламенный выпустил. Сейчас под его началом Внутренняя Охрана. То есть – ему действительно доверяют. Пламенный, Тигр, остальные… именно ему. Ида молча слушала. А потом… – Кто приказал убить семью императора? – Пламенный. – А выполнял? – Тигр… Платок все же был разорван на мелкие клочья. – Вы, Константин, не причастны к этой трагедии? Так легко было бы соврать… Константин уже понял, что для Иды это личный вопрос. Очень легко. Но рано или поздно правда все равно выплывет наружу. Константин не хотел начинать семью со лжи. Не хотел грязи в отношениях с Идой. Или она примет его таким, какой он есть, или… Лучше тогда никак. Это привычнее. А обманывать себя, обманывать ее… нет, на это Ураган не готов был пойти. Это его сломает вернее любой каторги и пыток. – Ида, я не стану скрывать – причастен. Ровно в той мере, что и остальные освобожденцы. Петер был слабым правителем, который губил республику. Я не убивал его сам, но считаю, что убили его правильно. – Вот как? – Плохой пекарь быть может. Плохой портной, плохой бухгалтер… они либо ничего не заработают, либо попадут в тюрьму и искалечат свою жизнь. Понимаете, Ида? Свою… За плечами Петера были сотни и тысячи… даже сотни тысяч искалеченных жизней. Его указами, его войнами, его глупостью искалеченных… До Зараево Ида бы и слушать не стала. Вот еще! А сейчас… в том-то и беда, что Яна говорила примерно то же самое. Объясняла, пока тащила Иду по полям и лесам. А что еще было делать двум девушкам? Только разговаривать. Яна и постаралась вправить мозги сестре. Понятно, никому умирать не нравится. А тем, кто по вине Петера оказался на фронте? Полуголодным, полуодетым… Или крестьянам, из которых последние соки выжимают? Или… да долго можно было перечислять. Ураган говорил то же самое. Как это ни горько было признавать Иде. А еще… Прямо он виноват не был. А косвенно… так половину Русины возненавидеть можно. К тому же, Ураган рассказывал о том, как тяжело сейчас в Звенигороде, как там воруют, как он пытается навести порядок, как они с Тигром закупили зерно, потому что ожидают голод… Для этого синдрома никакого Стокгольма не придумали. Потому что Ида действительно понимала Константина. И сочувствовала. Она не могла сказать, что безумно его любит. Но… были тепло, приязнь, понимание, уважение. И что им понадобится для перерождения в любовь? Горели свечи, создавая доверительную атмосферу, за окном сгущались сумерки, мужчина и женщина сидели в гостиной… Ида обещала подождать. До зимы. И весточки от сестры, и весточки от Константина, который возвращался в Русину. И обещал писать. Не каждый день, нет. Но хотя бы раз в десять дней, потому что сил не было совершенно. Он ведь не груши там околачивает, а сейчас приедет – и по уши в работе. Но он напишет, обязательно напишет. И о том, что происходит в Русине, и о себе… Вы будете ждать, Ида? Буду… Я не обещаю ответить на ваши чувства, но я буду молиться за вас. И дождусь. Обязательно. Потом мы вместе примем решение, но – потом. А пока – храни Вас Творец… Жом Константин откланялся в приличествующее время. А Ида поднялась наверх и долго плакала в подушку. Вот ведь… как ее только угораздило? Но сердцу не прикажешь. Наутро глаза у нее были красными от слез. А губы опухли… ладно, и от слез – тоже. Но не только. Ничего большего Константин себе не позволил, но уж пару-то поцелуев? Можно? Можно… Ида собиралась ждать. Писем, Яну, Константина, новостей… И как же мучительно было это ожидание.