– А медальон мне дадут? – Стажерский. – Согласна, – решила Феола. Ей было интересно. А потакать своему интересу – надо! Она же маг! Если все время себя переламывать, так и сломаться можно. И вообще, вот, приходит она, начинает Анхель (гадина подкоряжная!) ее задирать, а Феола ему – бац! И медальон под нос! Пусть подергается! Так кого там надо осмотреть? * * * Выставив Амадо из морга, Хавьер достал образцы крови Вирджинии, ее мужа, волосы детей, собранные по его просьбе, – мало ли что? И приступил к работе. Результат его сильно озадачил. Вирджиния точно была дочерью Наталии Марины Арандо. Сродство по крови – стопроцентное. Но кто ее отец? Попробовать призвать тень? Тут есть свои тонкости. И серьезные… то есть говорить такая тень не сможет. Разве что покажется – и растворится. А ты потом ищи по фотографии, по газетам, по внешнему сходству, зарисовывай… ее ж не получится сфотографировать! Так что Хавьер позвал художника – и приготовил все для ритуала. Художник, который не в первый раз бывал в морге на этой процедуре, устроился поудобнее и положил на колени планшет. Заботливо поправил лист бумаги, уложил поудобнее грифели – если сломается один, надо будет быстро схватить второй или третий… мало ли что? – Готов? – Да, вполне, – кивнул художник. Хавьер активировал заклинание. Сиреневый дым от свечей заклубился, поднялся к потолку, потом начал спускаться вниз, в пентаграмму, у которой поменяли символы… сформировал в ней плотное сиреневое облако… Пока все шло, как дóлжно. А вот потом… – Мать-перемать! – выдохнул художник. Впрочем, Хавьер готов был заявить то же самое. Потому как в фиолетовом силуэте человека оба они опознали одного и того же человека. И как бы не опознать, когда вот уж пятьдесят лет этот профиль на монетах видишь? На портретах? На церемониях… Его величество Аурелио Августин, собственной покойной персоной. И рисовать не надо. – Но КАК?! Хавьер покосился на художника, но промолчал. Как-как! Сам бы хотел узнать, но пока – никак. Труп – и тот не поднимается. И как тут быть? А чего думать? Доложить по начальству и ждать, что скажут! То и делать будем. Или вообще не будем ничего делать, так-то. * * * Амадо перебирал все найденное. Пока – предварительно. Глубокого обыска пока не было, полиция пока просто вытряхнула все бумаги из всех ящиков стола, перетряхнула книги и доставила все в кабинет следователя с подробным описанием. И было всего этого подозрительно мало. Мало!!! Книг – нет! Разве что книга Творца, пара сборников молитв, которые нужны добрым прихожанам, ну и газеты. В газетах отметок нет. Ни загибов, ни подчеркиваний – ничего! Просто – ничего! Но зачем-то же их хранили? Причем не абы какие, а «Придворный вестник», «Новости столицы», «Астилия». Самые дорогие и достоверные. И подписка на них, кстати, стоит дорого. Амадо предпочитал их смотреть на работе, там бесплатно. Ладно, потом разложит по датам, посмотрит, чего не хватает, чего хватает… Какие-то личные записи? Опять мимо! Есть документы на дом, купчая, на землю, есть паспорт, ну и все. Больше, считай, ничего и нет. А ведь за свою жизнь человек обрастает горой бумажек, он это по себе знает. И по Альбе тоже. И вообще… Хоть письмо какое! Хоть семейный молитвенник с отметками о рождении детей! Ну хоть что-то! Но – нет! У нее попросту ничего нет! И Амадо это весьма подозрительно… Фотографии… Есть? Опять обратно нет! Какая мать откажется запечатлеть себя с дочкой? Вот просто – какая?! Или какие-то приятные моменты… у нее даже свадебных фотографий нет! Хотя Вальдес упоминал, что Наталия Арандо была против, но… и что? А внуки? Которые обожают дарить бабушкам рисунки и прочее? Хотя… какая это бабушка? Видимо – никакая. Ни милых дамскому сердцу мелочей, ни старых сумочек, которые жалко выбросить, ни засохших цветов, ни… ничего! Что за женщина такая неправильная? Просто кошмар какой-то… Амадо телефонировал в участок и попросил обыскать дом – тщательно. Так, словно потерянную иголку ищут и на премию надеются. А сам принялся читать протокол обыска дальше и сравнивать с имеющимся. И был все же вознагражден. На шестнадцатой страничке протокола, в описании драгоценностей… Ладно, полиция! Откуда такие тонкости знать обычному наряду, описали, да и из головы вон. Но Амадо-то историк! И не только! Он очень много чего и читал, и знал, и видел, и продолжал развиваться, узнавая нечто новенькое… говорите – булавка с интересной головкой? В форме монеты с выдавленной на ней короной? Явно золотая? Тяжелый золотой перстень, явно мужской. И вот оно – описание одежды… видимо, ее просто оставили, понимая, что никто не разберется. Ну не видели в столице уже сто лет придворных слуг, ладно-ладно. Лет тридцать. Вот и забыли про их униформу. Именно слуг, не самих служителей при дворе, а вот таких, серых, скромных, незаметных… Горничных, служанок, уборщиц, прачек… Вообще-то цвета Астилии – красный и желтый. Но в таких платьях не поубираешь, их мгновенно испачкаешь. А потому чья-то умная голова, явно королевская, придумала одеть дворцовых слуг в темно-коричневые платья. И отделка по подолу и рукавам. По горловине и манжетам. Полоса пурпурного – и полоса золотого. Отделка не кружевом, а дорогими атласными лентами. Темно-коричневое платье нашлось в гардеробе. Ленты пурпурные и золотые – там же. Не все, но зачем выбрасывать? Их можно потом пришить куда-нибудь. И у горла платье горничной закалывалось как раз той самой булавкой. Воротник, наподобие камеи, скреплял золотой круг с выдавленной в нем короной. И что у нас получается? Сеньора Арандо служила при дворе? Твоих демонов! Как-то оно грустно получается… * * * Феола смотрела на Вирджинию. Вирджиния на Феолу не смотрела, она спала под действием снотворного. Серхио смотрел в стену и чувствовал себя откровенно несчастным. Вот как оно ТАК бывает? Чтобы и жил, и был, и… он же спал с этой девушкой! И ничего не почувствовал? Не ощутил, не понял, не сообразил?