– Надо написать дяде Джакомо. Все очень серьезно. Томас кивнул. А девочка-то умница. И не кричит, не орет, не бьется в истерике… другая б на ее месте… Впрочем, вот вам эданна Фьора. Тихо лежит в глубоком обмороке. А малышка решает, что надо сделать. – Напишите, дана. Вы сумеете? А я сейчас и отвезу письмо-то… до Эвроны путь неблизкий. Пока доеду, пока дана Джакомо найду… Мия закрыла глаза. На секунду, только на секунду. А потом выпрямилась. – Ньор Томас, прошу вас пока побыть с моим отцом. Я скоро вернусь. И вышла. Писать письмо… * * * Так ли это легко – написать письмо? Ну… если вы хорошо умеете писать – то да. Мия этим похвастаться не могла, как и остальные отпрыски рода Феретти. Падре Уго их учил, конечно, и Мия могла что-то прочитать, и написать могла, хоть и с горем пополам, но… Написать. А бумага в кабинете отца. Там же чернила и печать. В кабинет отца запрещено заходить всем. Даже эданне Фьоре. Если отец узнает, он Мию просто выпорет. На конюшне. Хлыстом. Один раз ей досталось за то, что она подглядывала за конюхом и служанкой… но это сейчас не важно. Ладно! Если отец выживет – пусть порет! Мия потерпит! И девочка решительно вошла в кабинет. Там было темно и прохладно, тяжелые бархатные шторы, бывшие некогда темно-зелеными, а сейчас скорее грязно-бурыми, практически не пропускали света. Мия решительно раздернула их в стороны. – Так… В ящиках стола последовательно нашлись: бутылки, кинжал, пистоль (правда, сломанный), порох и пули, карты и дамские чулки сиреневого цвета, книжка с картинками, при виде которых Мия сначала покраснела, а потом подумала и сунула книжку себе за пазуху. Вряд ли отец хватится пропажи в ближайшее время. Она успеет ее просмотреть… ну и прочитать, если получится. Читала Мия откровенно плохо и медленно. А вот и бумага. И чернильница… здесь на донышке. Песочница, восковая палочка, печать рода Феретти… Мия не стала садиться. Ей было бы неудобно, в кресле отца она могла два раза утонуть. Она подвинула скамеечку для ног поближе к столу, встала на нее и положила перед собой лист бумаги. Медленно, вспоминая уроки доброго падре, вывела несколько слов. Перо нещадно царапало бумагу, а в одном месте даже прорвало ее, но не сильно, самым кончиком. Присыпала песком, подождала, пока высохнут чернила. Свернула бумагу так, чтобы получился конверт, растопила восковую палочку и накапала воска. Приложила печать. Вот так. Теперь подождать, пока застынет воск… это быстро. И к Томасу. Пусть мчится стрелой. Папочка… только выживи! Можешь меня хоть три раза выпороть, только выживи… * * * Лекарь прибыл спустя три часа. Ньора Фаусто Мия знала давно. Он лечил папу от разлития желчи, маму – от меланхолии, младших – когда те заболевали. Сама Мия к его услугам не прибегала ни разу – не болела. Вообще. Но ньора Фаусто знала. Ей нравился невысокий седой мужчина с умными серыми глазами и доброй улыбкой. А в кармане у него всегда были лакричные леденцы для маленьких ребят. Она верила – лекарь справится. Но ньор Фаусто поднялся к пациенту, осмотрел его – и вышел. И наткнулся на Мию. – Дана? – Разговаривайте со мной, ньор, – тихо сказала Мия. Девочка сильно повзрослела за эти страшные несколько часов. – Матери плохо… – Я могу чем-то помочь эданне? Ньор интересовался скорее профессионально, чем действительно желая помочь. И был удивлен резким кивком Мии. – Ньор, у матери просто нервы. У нас мало денег… мы не сможем оплатить вашу помощь. Сколько мы должны вам за вызов к отцу… и что вы скажете? Ньор Фаусто оценил. И заговорил с девочкой уважительно и ровно, как со взрослой. Глядя ей в глаза и не принижая юную дану недоверием или предложением позвать кого-то взрослого. – Дана Феретти, ваш отец опасно ранен. Если сейчас на кухне сделают чесночный отвар, я проверю кое-что… – Я распоряжусь, и сделают. Что именно вы хотите проверять и какой отвар нужен, ньор Фаусто? Лекарь вздохнул. Да, разговаривать о таких вещах с юной даной, тем более такой очаровательной и милой, сложно. А если больше не с кем? – Дана Феретти, ранения в живот бывают разными. Но я сейчас условно поделю их на две группы. В первом случае повреждаются кишки и шансов выжить у больного нет. Идет излияние содержимого кишок в брюшную полость… полагаю, вы знаете, чем это чревато. Мия кивнула. Она отлично знала, как из милой свинки делают вкусную колбаску. И как кишки промывают – тоже. И как их набивают, и все остальное… Даже видела. Мама была бы в шоке, но девочка обожала подглядывать и подслушивать. И не находила в этом ничего дурного. Правда, больше она за тем, как режут свинью, не подглядывала. Даже на спор. Неприятное зрелище. И запах… фу-у-у-у-у! – Понимаю. А второй вариант? – Если у вашего отца не повреждены кишки, я еще раз промою рану. И мы будем молиться, больше ничего не остается. Знамение Мия сотворила. Но – не удержалась: – А кроме молитвы что-то может помочь? Лекарь поглядел на девочку грустными серыми глазами. – Дана Феретти, вам будет легче, если я выпишу вашему отцу сорок шарлатанских снадобий, возьму с вас деньги, а потом объявлю, что на все воля Божия? Мия качнула головой. Вряд ли… только и того, что даже денег не будет. – Я благодарна вам за честность, ньор Фаусто. – Тогда пойдемте. Я скажу, как сделать чесночный отвар, а когда его сварят, мы попробуем напоить вашего отца. – А потом? – Спустя некоторое время надо будет открыть рану и принюхиваться. Если из живота у него запахнет чесноком… этот запах очень сильный и отчетливый, дана. И отвар не наносит вреда здоровью… Мия поняла. И прикусила губу до крови. – Вы хотите сказать, что если запахнет… – Да, дана Феретти. Вашему отцу сможет помочь только Бог. Мию это не утешило. Но… – А сейчас? Отцу больно… – Я перебинтовал его и дал маковый отвар. Он спит и не ощутит боли еще несколько часов. – Благодарю вас, ньор. Сколько я должна? Ньор только вздохнул. Сколько она должна? Да знает он о состоянии семьи Феретти, вся округа о нем знает. Но и сказать, что денег не надо, пожалеть малышку, означает жестоко ее оскорбить. Она не простит.