Крик вырвался сам. Когда осела на пол мама, когда заплакал младший брат… Когда мимо пронесли носилки и Мия увидела цепочку капелек крови на каменных серых плитах. Папа… Как же… за что же… он же просто поехал на охоту! Что в этом такого страшного? Папа всегда ездил, и возвращался, и охотился он сейчас на уток… обычно он привозил разноцветные тушки, и их потом ощипывали на кухне, а пух все равно летал по всему дому… И мама смеялась. А сейчас она лежала на полу. И Герин, охотничья собака отца, обнюхивал ей лицо. А потом сел рядом и завыл. Печально так… горестно. Дальше девочка и сама себя не осознавала. Все было как в тумане. Герин получил пинок, и Мия за ошейник вытащила его из дома. Нечего тут! Они хоть и бедные, а все ж не ньоры! Ее отец – дан! Просто денег у него нет, и все наследство – медяки медные да клочок земли… охота была не только развлечением, но и способом выжить. Младший брат отца, дан Джакомо, давно плюнул на благородство рода, семнадцати лет от роду ушел из дома, умудрился удачно жениться – то есть обменял титул на деньги, взял в супруги дочку купца и усердно помогал ее отцу в торговле. Дан Пьетро до такого не опускался. Кое-как сводил концы с концами, получал скудную ренту от арендаторов, то одалживал денег у брата, когда выдавался неудачный год, то отдавал… Мия знала, что о поездке ко двору и мечтать не приходится. Что удачный брак… вряд ли это возможно в ее положении. Основа удачного брака – приданое. Кроме клочка земли и полуразваленного дома, даже не замка, у отца ничего не было. Деньги? Какие деньги? Мия понимала, что ее судьба – или брак по расчету, или монашество. Но это было ДО беды, случившейся с отцом. А вот что будет сейчас? Мама так и лежала на полу, и Мия решилась. Брат растерян, да он и на три года младше ее. Ему всего девять лет. Какие уж тут команды? Слуги мечутся, младшие рыдают… Кто-то должен взять все это в руки? Кто-то должен… и выбора нет… Маму свою Мия любила совершенно искренне. Но и оценивала достаточно трезво. Слабая и хрупкая, эданна Фьора полностью соответствовала своему имени. Цветочек. Нежный и хрупкий. Изящная и грациозная, томная и воздушная… каким образом она родила четверых детей? Не понять. Но родила же… и воспитывала, и хозяйство вела, хотя и из рук вон плохо… Воздушность – конечно, хорошо, но для хозяйства лучше на земле стоять двумя ногами. Иначе это плохо закончится. Такими словами Мия не думала. Но понимала, что на мать сейчас рассчитывать нельзя. А потому сделала первое, что ей пришло в голову. Два шага вперед. А потом размахнулась – и отвесила первой же подвернувшейся под руку служанке звонкую затрещину. – А ну молчать, дура! Служанка замолчала просто от шока. Ладно бы эданна… но чтобы ребенок? Ее? Вот ТАК?! Растерянность ньоры была видна невооруженным взглядом, но выть она перестала. А Мии того и требовалось. – Ньор Симон! Немедленно займите людей делом! Конь отца наверняка не вычищен и не расседлан! Пошлите конюха за лекарем! И немедленно! Уберите беспорядок! Кровь надо смыть, полы посыпать свежим тростником! Мою мать – в спальню, и приставить к ней служанку! Малышню – к няньке! Выполняйте! Ньор Симон, старший над слугами в доме, с уважением взглянул на девочку. Мия выглядела этакой очаровательной куколкой в кудряшках. Совсем как мать. Светлые волосы, карие глаза раненой лани, большие и влажные, очаровательное, почти кукольное личико… тут было на что посмотреть! Тем более эданна Фьора одевала дочь на свой вкус: в кружева, шелка, оборки и рюшечки с бантиками. И кто бы мог ждать от девочки такого проявления характера? Отец ее, дан Пьетро, между нами говоря, тоже силой воли не отличался. Но… приказ получен. И засуетились слуги, которых и было-то всего четверо. Симон и лакей потащили эданну вверх по лестнице, в спальню, одна служанка пошла за ними, а вторая, которую ударила Мия, принялась сгребать с пола грязный тростник. Мия вздохнула и подошла к ней. – Прости меня, Анна. – Мне сердиться не пристало, – буркнула женщина. – Все хорошо, дана. – Лгать – против Господа. Падре на исповеди за ложь епитимью наложит, – прищурилась девочка. – Пойми, я не хотела тебя бить. Но если б крик не остановился… отцу лекарь нужен, матери на полу лежать нехорошо… Анна подняла глаза от тростника. – Вы, дана, лучше никому свой нрав не показывайте. Мия даже головой помотала. А это, простите, здесь к чему сказано? Но Анна поняла и пояснила: – Выглядите вы, что цветочек. А только из железа откованный. Такой и не сломаешь, и руки изрежешь… вы это никому не показывайте. Дурочке на свете жить всяко проще. Мия кивнула. – Спасибо за совет, Анна. – Ничего, дана. Хоть бы дан Пьетро поправился… Мия кивнула. – Пойду к отцу. Пока не приехал лекарь… мать туда пускать нельзя, а то еще и ее в чувство приводить придется. Спорить было сложно. Служанка опустила глаза и принялась усерднее сгребать тростник, которым был посыпан пол. И то сказать, давно пора было его обновить, вон, подгнил уже… Ладно уж… чего на девочку сердиться. Бывает… * * * Мия медленно поднималась в отцовскую спальню. Она знала, куда понесли отца. Знала. Но… Ей было страшно. Что бы она ни увидела… в любом случае рана отца – это серьезные проблемы. И хорошо еще, если он выздоровеет. И достаточно быстро… А если нет? Мия торопливо перекрестилась, отгоняя молитвой и знамением дурные мысли, но не ускорилась. Страшно же… Вот и спальня отца. И кровь на полу, кровь на кровати, кровь на одежде, на тряпках, которыми перетянут живот… как же ее много! Откуда в человеке столько?! И сколько отец еще потерял по пути?! Мия очень медленно, чтобы не потревожить, не причинить боли, принялась осматривать живот. Аккуратно разрезала заскорузлую тряпку, нитки, иголки, ножнички – все было у нее в маленьком кошельке на поясе. Не милостыня, как положено благородной дане, нет у них денег нищим подавать. Самим бы кто подал. А вот такие, хозяйственные мелочи… когда у вас трое младших, брат и две сестры, кто-то да поранится. А то и одежду порвет… И зашить требуется, и перевязать Мия могла… и крови не боялась. – Кхм… дана… Мия подняла глаза. Томас, егерь, стоял неподалеку, просто тень от полога так падала, что Мия его не заметила. – Ньор Томас? – Дана Мия, там плохо все очень. Мужчина все понял правильно. И приход девочки, и ее действия… – Я послала за лекарем. – Не знаю, сможет ли он помочь. Но лучше повязку не трогайте. Проклятый кабан… мы на уток охотились, а эта тварь через камыши мчалась, как будто сам дьявол погонял, мы и опомниться не успели. Он дана рванул – и дальше помчался. Мы подбегаем, а там живот распорот, внутренности на землю вывалились… ну мы уж кое-как… простите, дана. Мия побелела. Ранение в живот? Да такое? Приговор. Она, конечно, дождется лекаря. Она будет бороться до конца. Но…