Мия скрипнула зубами и кивнула нянькам. Мол, уводите детей! Мать рыдает, еще им разреветься не хватало! Думать надо! И сами все убирайтесь, без свидетелей обойдемся! Спустя десять минут в просторном зале остались только Фьора, Мия, Джакомо и Энцо. Фьора рыдала, Джакомо ее утешал, пока не заметил, какими глазами смотрят на это дети. Энцо… Тот смотрел спокойно. Даже слегка равнодушно. А вот Мия… Мия сама не знала, чего она больше желает. То ли надавать матери затрещин, чтобы та перестала рыдать, то ли выкинуть их за дверь вдвоем с дядюшкой… Именно в эту минуту девочка навсегда возненавидела социальные ритуалы. Конечно, с ними проще. О покойном принято плакать, женщина должна быть слабой, мужчина должен ее утешать, Джакомо теперь старший в роду, и это надо признавать… Но боже мой, какое же это лицемерие! И как же остро это почувствовала Мия! Энцо не кольнуло настолько остро, но и он подумал, что мать… сначала она не нашла в себе сил даже прийти к отцу, хотя тот желал ее видеть, а теперь… Теперь она рыдает на груди у его брата. В новом платье. Сером, но с черной оторочкой, которое ей очень к лицу. И рыдает красиво, так, что нос не краснеет, только слезинки катятся по бледным щекам… В эту секунду Энцо понял, что его жена такой не будет. Он женится только на сильной женщине. Чтобы его дети никогда вот так не стояли… мало ли что случится в жизни? Никогда! Пару минут Джакомо еще терпел, а потом аккуратно отодвинул от себя Фьору. – Присядь, дорогая сестра. Вот так… да, в это кресло… – О-о-о-о-о… это кресло Пьетро… Джакомо скрипнул зубами, но Фьору погладил по длинным светлым локонам, которые согласно обычаю заплели в две толстые косы. Вдова… – Не сомневаюсь, он был бы не против. Расскажи мне, дорогая сестрица, как все произошло? Вместо ответа Фьора разразилась слезами. Мия подошла к двери и резко распахнула ее. – Ах, ты… подслушивать?! Мария, с подносом в руках, только ахнула. – Что вы, дана! Я бы никогда… я вот… горячее вино с пряностями… Мия понимала, что вино можно было бы и быстрее принести, да и под дверью стоять не обязательно, но ладно уж… – Поставь поднос и выйди вон. Еще раз увижу под дверью – уволю. И сама, лично, закрыла дверь за служанкой. Потом повернулась в дядюшке. – Горячего вина, дядя Джакомо? – Пожалуйста, Миечка, поухаживай за мной… Мия не стала спорить. Она налила вино в бокал, лично поднесла дяде вместе с большим блюдом… кто-то понял, что гость будет голоден, и на подносе стояла тарелка с ломтями ветчины, сыра, хлебом… Джакомо пил вино, жевал ветчину и оглядывался по сторонам. Да, он здесь не был уже лет пять. Феретти, дом его предков… загаженный до предела. Обедневший, пыльный… тростник на полу! Боги, даже у него на полу – ковры! Хотя отец Катарины купец, и не из бедных! А тут даны… Но что с того титула, когда в кармане ветер свищет? Как второй сын в семье Джакомо должен был выбрать военную карьеру. Он мог пойти в гвардию, мог служить при дворе, но ему этого совершенно не хотелось. Придворная жизнь дорогая. Где взять деньги? Каждый выкручивается по-своему. Кто-то играет, кто-то находит себе богатую вдову и живет с ней, кто-то… Единицы делают карьеру. А сколько умирает? Сколько остается в безвестности? Если бы Джакомо пообещали, к примеру, что при дворе короля Филиппо Третьего он сделает карьеру, он бы не задумался. Но когда гарантий никаких нет, да и вообще, ты служи, а мы посмотрим… нет, так он не согласен. Да и сложно при дворе его величества. Чины король раздавал охотно, титулы тоже, так Джакомо и без того дан. А вот земли и деньги – простите. Казне нужнее. Джакомо за родную страну радел, конечно, в сильной стране оно куда как приятнее жить, нежели в слабой. Но богатым жить приятнее в любой стране. А денег он при дворе не получит. Вот и женился на Катарине Лаццо. Нельзя сказать, что он безумно любил невесту или был невероятно счастлив. Перестарка взял. Страшную, тощую, длинноносую, с редкими зубами и волосами, да еще и с бородавками по всему телу… никакого сравнения с очаровательной Фьорой. Зато Фьора в приданое только себя принесла. Ну с десяток ложечек серебряных. Достаток, как же! А Фредо Лаццо, отец Катарины, взял Джакомо в свое дело. Учит, наставляет, как родного сына принял. Да и Паскуале, его сын, не против зятя. Хорошо они дружат. Коли на то пошло, каждый уважающий себя купец обязан содержать куртизанку. Снять ей дом, обеспечивать, посещать… тут даже Катарина не возражает. Если так не поступать, все решат, что он, Джакомо, страдает мужским бессилием. Нельзя так, чтобы у мужчины только супруга была, нельзя! Так тесть по-отечески посоветовал, и куртизанку подобрать помог, и с домиком тоже… и он куртизанку содержит, и Паскуале – куда деваться? И не ругается. Понимает… Пьянок-гулянок Джакомо не закатывает, Катарину уважает, та ему хоть детей и не родила, так что же? Случается… жена на богомолья ездит, вот Джакомо свое и берет. Хорошо он устроился. А брат все какую-то чушь несет… нес. Вот и поругались в последний раз. А сейчас и помириться не с кем. И как-то тоскливо стало… Мия рассказывала, как отец поехал на охоту, как на него из камышей кабан выскочил, как умирал дан Феретти, а Джакомо слушал и понимал, что грядут серьезные проблемы. Потому как… нет у него выбора. Брат бы так же поступил, ну и ему придется. Он дослушал девочку, допил вино и подвел печальный итог: – Фьора, мне очень жаль, сестра. Когда вы сможете начать сборы? – Сборы? Фьора широко открыла глаза. Большие, красивые… вот кого бы в любовницы, но нельзя. Инцест. За такое церковь четыре шкуры сдерет. – Вам придется переехать ко мне, в Эврону, – объяснил Джакомо. – Жить здесь вы просто не сможете. Мия сдвинула брови. Кажется, девочка хотела что-то сказать, но боялась, что ее оборвут. И не по возрасту рот открывать, и не принято это – за благородную дану должны мужчины думать. Джакомо примерно так и считал. Но если девочка смогла руководить и похоронами, и поминками, и всем остальным, и ему сообразила отписать – не такая уж она и дура? В купеческом сословии, знаете ли, чуточку иначе дело обстоит. У ньор свободы немного побольше. Им и выходить можно, и дела вести они могут, не напрямую, конечно, это не принято, но через управляющего, и мужчины к ним частенько прислушиваются. – Что ты хотела сказать, Миечка? – Собрать вещи не так сложно. Но что будет с домом? Слугами? Это наследство Энцо, и мне хотелось бы, чтобы тут все было в порядке. Джакомо уважительно взглянул на девочку. Практичная. Если и дальше будет такой же умненькой, то свою судьбу она всяко устроит. Это братец Пьетро был против брака с ньором. А вот Джакомо сейчас думал, что Мия станет выгодным вложением капитала. Если гонор поубавить, то ее многие в жены захотят. – Я не прошу собираться и выезжать уже завтра, – пожал плечами Джакомо. – Пьетро сам вел дела поместья? – Да, дядя Джакомо. – Мне потребуется не меньше пяти дней, чтобы во всем разобраться. А потом сможем и уехать. Надо будет подобрать хорошего управляющего, часть слуг придется уволить, часть останется, чтобы следить за домом, придется наезжать, проверять их… м-да. Хорошо, если в пять дней уложимся. Завтра отпишу супруге. – А сегодня, дядя Джакомо, полагаю, вам надо выспаться. Ванная готова, и комната ваша тоже готова. Распоряжения Мия отдала, еще пока дядя с матерью обнимался. Джакомо уважительно поглядел на девочку и поднялся. – Благодарю, Миечка. Тебя не затруднит проводить меня? – Да, дядя. – Да, Миечка. Пожалуйста… – Мама, а Энцо проводит тебя в спальню. Тебе пока еще нельзя нервничать. И вставать вредно.