А если Адриенна… – Детка? – Н-нет. Они сначала нормальные были, а потом с ними вот это стало… Дан Марк нахмурился еще сильнее. Задумался. – Адриенна, это произошло после того, как тебя ранили? Девочка, уютно пригревшаяся и успокоившаяся на руках у отца, кивнула: – Да. Она уже не боялась. Папа рядом, папа пришел, попробуйте теперь ее тронуть! На руках-то у отца! Смешно! – Они на тебя напали, а потом… – Нет. Я вырывалась, а у одного был нож. И я налетела рукой… – Ага. И полилась кровь. – Да, папа. – Молчи об этом, Риен. Молчи… И столько серьезности было в голосе отца, что девочка испугалась. Уже не раны, а чего-то… жутковатого, необъяснимого. – П-папа? – Слово даю, детка, я тебе все расскажу. Только чуть позднее. – Х-хорошо… – А вот и лекарь. Молчи, Риен. Сначала Адриенна боялась, что и с лекарем, который перевязывал и бинтовал ее руку, начнется что-то подобное. Но седой старик смывал кровь с ее руки, накладывал швы, ворчал, что руку распахали – шрам на всю жизнь останется… и ничего с ним опасного не происходило. Адриенна успокоилась. А потом как-то и сгладилось, и забылось… А что дан Марк напился в лоскуты в ту же ночь… бывает. И что он повторял что-то про ворон и их отродье… Спьяну, наверное. Чего уж там – спьяну и не то придумаешь. * * * Примерно в это же время, в столице – Отец, я не хочу. – Я понимаю. И поверь мне, я тоже этого не хочу. Но боюсь, что другого выхода у нас нет. – Бред какой-то… в наше просвещенное время – колдовство, проклятие… – Ты понимаешь, что об этом надо молчать? – Да. – Никому. Даже твоей великой любви. – Отец, я… – Не забывай, она достаточно суеверна. Начнет еще тебя бояться или кому проболтается, слухи пойдут… И вообще, есть вещи, которые женскому уму просто недоступны. Сын кивнул. С такой трактовкой он был согласен. Действительно, женщины – существа непредсказуемые. Мало ли что им в голову придет, так надо сразу же и делать… или не делать… сложно с ними! И без них плохо, но и с ними не лучше иногда. – Я буду молчать. – Вот и отлично. Я бы не настаивал, но династия вымирает. И если это наш шанс… – А если нет? – Через пару лет ты будешь знать ответ наверняка. Да или нет. И если нет… кто тебе помешает овдоветь? Взгляды отца и сына встретились. Недобрые, змеиные… сын первый опустил глаза. – Хорошо, отец. Я сделаю, как ты скажешь. – Вот и отлично. И помни – молчание и еще раз молчание. Сын помнил. Не хотелось, конечно, но рано или поздно отец все равно настоит на своем. Проще согласиться сейчас, но поторговаться. Итак, что именно он хотел? Любимая женщина как раз просила участок земли рядом с городом. Вот – пусть отец расщедрится. Мия Дядюшку Джакомо Мия видела последний раз, наверное, лет пять назад. И помнила плохо. Кажется, он был высоким. Кажется, он был толстым… Темноволосым, как отец? Нет, уже не вспомнить. Стерлось лицо из детской памяти. Вот и не признала, когда дядя вошел в зал. Четыре дня спустя после похорон. И то! Где Эврона, а где Феретти? Даже если гонец мчался что есть сил, даже если дядя спешил… Два дня туда, никак не меньше. И пока там, пока обратно… получалось так, что спешили оба. Но не успели. Отца уже не было на этом свете, и прах покоился в родовой усыпальнице Феретти, под полом храма, и мама заперлась у себя в комнатах, оплакивая горькую жизнь, а заодно, как предполагала Мия, примеряя вдовьи наряды… Светловолосая, белокожая… ей к лицу были синие тона, но не все. Не каждый оттенок. Серый ей решительно не шел, а черный… черный – хорош. Но дорого. Сама Мия повязала на лоб синюю ленту в знак траура и махнула рукой на одежду. Дорого. Слишком дорого. А потому… такие же синие ленты остальным детям, а мать пусть делает что пожелает. Дядя оценил обстановку мгновенно. И ленты – тоже. – Боже мой! Какое горе! Неужели мой бедный брат… Мия медленно встала из-за пялец. – Добрый вечер. Дан? – Мия, ты не узнаешь меня? Я твой дядя, Джакомо! – Простите, дядюшка, последний раз мы виделись несколько лет назад, – извинилась Мия, понимая, что, кроме нее, некому… ан нет? Мать, которая то ли увидела из окна, то ли услышала новости от Марии, выбежала из своих комнат. – Джакомо! О Джакомо, наконец-то! Почти слетела по лестнице со второго этажа, кинулась на шею Джакомо – и разрыдалась в голос.