– А тут что? Все бросят? – Закроют ворота, завалят их мешками с песком и сядут в осаду. Разве что голубей послать могут. Лиля прикусила язык. Крепко и сильно. Такая крепость могла стать идеальной ловушкой для врага, заманить его внутрь и подорвать все к лешему. Но для этого нужно было изобрести порох, нитроглицерин или динамит. Она могла. Но… Нет уж. Принести в этот мир столько боли, горя, ненависти? Да за такое и твои прапраправнуки не расплатятся. Альфред Нобель думал, что динамитом будут дробить скалы, но люди – такие странные существа! Они придумают, как нагадить ближнему. А уж если речь идет о геополитических интересах… Казалось бы, что нужно человеку? Жить, любить, радоваться жизни, растить детей, строить дом. По большому-то счету. И вот куда ни ткни, кого не спроси, любую женщину, к примеру, здесь, в Ативерне, в Ивернее, на Вирме… ведь ответ будет тот же самый. И большинству мужчин тоже эта политика даром не сдалась. А лезут, лезут… Зачем? Может, они тяжело больны? Интересно, все-таки. Вот чтобы на права сдавать, надо к психиатру. А чтобы в политику? Там – надо? Лиля представила себе картину. Приходят этак к Гардвейгу: «ваше величество, мы тут насчет вашей профпригодности, будьте любезны пройти ежегодное обследование у психиатра. Или у психолога, хотя бы». Потом очень живо представилась вереница повешенных предложенцев, а заодно и психологов-психиатров, Лиля тряхнула волосами и рассмеялась. Какая же чушь иногда лезет в голову! – Тогда – заплатим пошлины – и до Кардина? – Да, солнце мое, – Джерисон открыто любовался женой. – Ночевать сегодня мы будем уже в Кардине. Вирма, земли клана Хардринг. Праздник не состоялся по самой прозаической причине. Пропала Эшли Лорин. Ее не нашли мертвой, как Алию Рейнст, она просто исчезла. Хотя последнее было неудивительно. Если у убийцы нет времени замести следы, он бросит тело. А если есть? Вирмане прекрасно знали, как можно спрятать концы в воду. Или – как говорили на острове, отдать тело Ньеру. Вспороть живот, проколоть мочевой пузырь, привязать к ногам хоть небольшой груз. А если еще позаботиться и изуродовать лицо… Рыбам все равно, кого кушать, они всеядные. А еще голодные и непривередливые. Анжелина плакала. Тира самовольно находилась рядом с ее высочеством, так им обеим было легче. Опять же, Тира могла видеть Ричарда… эхх, она надеялась на празднике к нему подойти, так-то страшновато… Она хоть и кирия, но одно дело мечом махать, а другое, вот так, к мужчине. Джин с Лорой тоже плакали, но уже от страха. Хорс Келлог утешал супругу, но получалось плохо. И волновался он все же за ее жизнь, мало ли что? Вдруг кому-то и две другие фрейлины не понравятся? А он только что женился… Обстановка накалилась до предела. Вирмане злились, гости с подозрением поглядывали на них, понятно же, это не свои… а вдруг – свои? Не всем по шкурке дружба с Вирмой кому-то и против. Ричард, злой и уставший, утешал сестру, но найти Эшли Лорин живой даже не надеялся. Допрос ее любимого тоже результатов не дал, да и сложно было подозревать парня. Встречались, разговаривали, думали о совместной жизни. Все? А что еще можно обсуждать и планировать с женщиной? Это же – женщина! Бран расспрашивал всех. Слуг, рабов, воинов, женщин… занял каминную залу и звал к себе, одного за другим. Задавал вопросы. Где видели, с кем видели, с кем разговаривала, о чем, когда, зачем… Что-то записывал для себя на листках. Что-то пропускал мимо ушей. Бран не кричал, не ругался, не угрожал, но никто не обманывался мягкостью хозяина Гардрена. Этот – не помилует. А убийце куда как лучше было бы самому удавиться. Оно и быстрее, и безболезненнее будет. Интересно, кто этот убийца? Или лучше сказать – самоубийца? Уэльстер, Кардин. – Доехали. Лиля вздохнула с облегчением. И так же вздохнул рядом кто-то еще. Дорога – это чудесно. Ты выезжаешь из дома, и предвкушаешь то новое, которое она тебе принесет. Встречи и расставания, новые впечатления и эмоции, радости и приключения. Но в какой-то момент тебе становится тяжеловато. И хочется домой, хочется устроиться у камина с чашкой чая (даже если чай здесь еще не открыли), посидеть, ни о чем не думая, и никуда не ехать. А смотреть на переливы огня и думать о чем-то хорошем. А еще – обнимать любимого человека, гладить собаку или кошку (ладно, мангуста), листать интересную книжку… И совершенно не хочется никуда ехать. Есть время для дороги, есть время для отдыха. Лиля устала. И так же сильно устала и Миранда. Джерисон? Он не устал, графу Иртон по плечу был и более длительный путь, но общее настроение он чувствовал. Ладно уж, передохнем. Недолго, дня два, потом опять ко двору, представление Гардвейгу, сватовство, балы, обручение по доверенности, путь домой… И все – на его ответственности. Хорошо хоть с женой помирился. Вроде бы они и не ссорились, а все же сложная ситуация. Джерисон, граф Иртон даже не понял, что угодил в типичную ловушку двадцать первого века. Жена – на работе, муж на работе, вроде как они друг другу подходят, а когда остались наедине на долгое время, попробовали найти общие интересы… а их и нет. Рядом с тобой совершенно незнакомый человек. И хорошо еще, если приятный, если вы можете как-то договориться, понять друг друга, принять, тогда семья сохранится. А если нет? В шуме, в гаме, в беготне пропускаешь самое важное – счастье. Не какое-то высокое и звездное, а самое обыденное, земное. Дом, семья, дети, вроде бы не так сложно, это ведь не полет на Марс? И не великое открытие, и не пост президента, и много еще чего «не». Только вот без этой скромной составляющей тебе и все остальное вмиг оказывается не нужным. Для чего? Для кого? Жил ты и жил, был ты и был… пустоцвет, как сорняк у дороги. А ведь с поля его выпалывают, как бы хорош он ни был. Соки-то он тянет, а пользы не дает. Вот и выдергивают без всякой жалости. Из земли, из памяти народной, из самого круга жизни, великого и вечного… А мы все рвемся к каким-то сияющим вершинам, не понимая, что фундамент – он здесь. Семья. Дом. А потом уж можно и на Марс слетать, если есть куда возвращаться. Джерисон и Лиля едва не совершили эту ошибку. Джес – во дворце, Лиля – в Тарале, налаживая производство, а Миранда… дети – объединяют? Тогда среди семейных пар не было бы так много разводов. В дороге у них появилось время понять и принять друг друга такими, какие они есть. И Джесу нравилась его супруга. Красивая, умная, с характером… от такой и детей-то захочешь. И Лиле понравился ее супруг. Да, бабник. Да, в чем-то балбес, пусть и средневековый граф, но некоторые вещи одинаковы во все века. И во все века жены объясняют их мужьям с применением подручных средств. Зато неглупый, надежный и готов ее защищать. А это уже немало, остальное приложится. Впереди было еще путешествие домой, но уже сейчас Джес и Лиля смотрели друг на друга с куда как большей симпатией. И с меньшими опасениями, чем на выезде из столицы. – Гхм… А вот на барона Фремонта Джес посмотрел без особой симпатии. Обратная сторона семейной жизни. Мужчины там хорошо дружат где и женщины общий язык находят. А если у жен согласия нет, то и мужчины рано ли, поздно, а разойдутся в разные стороны. Лиля это понимала, и шипела. Ей не нравился барон, как следствие, и Джес начал относиться к нему настороженно. Вот чего он привязался к их кортежу? Что ему нужно? Медом барону здесь намазано? Сейчас горчички добавим! Даже если Джес подозревал, что Лиля не спускает барону за ту выходку с Вионой, доказать он ничего не мог. И не собирался возражать. Действительно, не замни они скандал, нехорошо бы могло получиться. – Эдвин, – внешне Джес своей неприязни не показывал, все же придворный, а не трепетная девица, но – неприятно. – Пришла нам пора расставаться. – Друг мой, я надеюсь, вы не откажете мне в любезности? И позволите навещать вас? – Разумеется, – заверил Джерисон. – Мы всегда будем рады вас видеть, я искренне надеюсь задержаться в Кардине, но тут уж как распорядится его величество. Переводя с дипломатического на обычный – навещать можешь, но и только. У меня кроме вас, барон, дел по уши. Эдвин все понял, судя по улыбке, но не сдался. Заверил графа в самой своей горячей и искренней симпатии, и наконец, откланялся. Сразу же после прохождения через ворота и предъявления всех документов. И никто кроме Лили не обратил внимания, что барон, наконец, отвязался. Вот что ему было нужно? Чего не хватало? Ответа не было. Но свербело… словно дрелью дыру в душе сверлили. Все хорошо, но что ж так давит-то?