– Поверь, Мия, сейчас самое подходящее время. Мия пожала плечами, глядя на море. С ее точки зрения, самое подходящее время все равно было летом. Не холодно, штормов нет… – Это связано с ветрами и течениями, – объяснил ей Джакомо. – Смысл в том, что в феврале ветра начинают дуть с континента и до Девальса можно доплыть быстрее. А шторма, наоборот, самые сильные по осени. И, как ни странно, в апреле. – Почему? – Тоже связано с ветрами. Поэтому самый подходящий сезон, чтобы выйти в сторону Девальса, – ранняя весна или поздняя зима. А вернуться как раз в июне, летом. И ветра будут попутные, и шторма прекратятся, и основной сезон ярмарок скоро наступит… не весной же торговать? Это для других, тех, кто с зерном-овощами ездит, а Фредо по другому товару специалист. Мия задумчиво кивнула: – Да, наверное. – Просто тебе не хочется отпускать Энцо в плавание. – Не хочется. – Какой смысл лгать? Все равно и так понятно. На земле она, конечно, тоже много чего не контролирует. Но на воде оно и вовсе уж… там течения, ветры, шторма, а еще пираты! И с ними Мия ничего не сделает. Гр-р-р-р-р! – Фредо не первый раз посылает на Девальс корабли. – Меня это не успокаивает. – А еще… Мия, дай Энцо повзрослеть. Он должен приобретать свой собственный опыт. – Да неужели? – фыркнула Мия. – А как еще мальчику становиться мужчиной? – Я предполагала, что это не там делается, – спошлила дана Феретти. Дан Джакомо фыркнул в ответ: – Если ты о борделе, так я его отведу в свое время. Но пока у него первая романтическая любовь. – Здоровее будет. – Я тоже так думаю. Отпусти, Мия. Так надо. Мальчики должны становиться мужчинами, приобретать жизненный опыт, брать на себя ответственность… – Я все равно за него боюсь. – Идет несколько кораблей. И Лаццо далеко не беззащитны, уж ты мне поверь. – Правда? – Да. Мия только вздохнула. Она могла устроить скандал. Могла кричать, могла делать что угодно – а толку? Энцо останется дома, допустим. Она поговорит с Марией, та с супругом, Фредо послушается, и Лоренцо никуда не поплывет. Это реально, это возможно. А Энцо простит старшей сестре такие выходки? Вот Мия бы не простила, если бы так поступили с ней. Раньше бы – даже не заметила. А вот получив у Джакомо своеобразную, но свободу… Попробуй сейчас запри ее! Порвет на ленточки и тряпки! Энцо придется ехать. А ей… ей придется ждать. И заодно научиться молиться. Нет, Мия знала молитвы и ходила к причастию, но сейчас уже сильно подозревала, что Бог… а есть ли ему дело до их молитв? Кто ж его знает… точно не Мия. И искренности в ее словах оставалось все меньше и меньше. А вот за брата… Она будет молиться. Искренне. До глубины души. Ничего нет хуже, когда любимые и родные далеко от тебя, и помочь ты ничем не можешь, и ничего от тебя не зависит. И спрятать бы у себя под крылом, обогреть, защитить… да вот беда! На всю жизнь не наздравствуешься. Вырастет эгоистичное бессмысленное существо, ленивое и вялое… кто хочет такой судьбы любимому брату? Уж точно не Мия. Пусть едет. А она будет молиться за Лоренцо Феретти. Пусть Бог хранит его и приведет живым домой. Пусть сохранит… * * * Бог-то Бог… Как ноги занесли Мию в церковь? Она бы им сама не ответила. Вроде бы и знала, что Бог ее не услышит, что она оборотень, перевертыш, метаморф – называй, как хочешь, а все неизвестно, чье творение, – что она убийца, что воровка… Заповеди она нарушила… какие? Да практически все. Разве что чужих ослов и рабов не желала. А так… И что? Энцо-то ничего не нарушал… Вот и сидела Мия на скамейке в храме, вот и слушала певчих. И в душе ее царил раздрай и хаос. Тошно ей было, тяжко и горестно. Брат уплывает. Она ничего о нем знать не будет. Помочь не сможет. Случись что – и отомстить не сумеет. И как тут оставаться спокойной?! Мало ли что Джакомо говорит! Да хоть бы и с утра до вечера стихи он декламировал! Чушь это! Понимаете – ЧУШЬ! Ему Энцо не важен и не дорог, ему даже Мия важна как источник денег. А уж мальчишка-то… Вернется, не вернется – какая разница? К причастию Мия подошла. Но, видимо, лицо у нее было такое, что священник легонько коснулся ее руки: – Задержись, дочь моя. Мне кажется, тебе нужно с кем-то поговорить? Мия вскинула на него глаза. Старый уже… сколько ему лет? Весь седой, сгорбленный, высохший, словно щепка. А вот голубые глаза светятся чем-то таким… надмирным. Верой. Это называется – искренняя вера в Бога. То, что Мия утратила еще в день смерти отца. Сломалось что-то… и не починишь уже, не залатаешь. Но почему бы и не задержаться? Что она теряет? Мия отошла в сторону, села на скамейку и ждала, пока падре не отпустит последнего прихожанина и не подойдет к ней. – Дана, поговорим? – Вы хотите услышать мою исповедь? Священник покачал головой: – Нет, дана. Вы не хотите исповедаться. В вашей душе нет для этого решимости и уверенности. Но мне кажется, вам очень надо с кем-то поговорить. Мия только вздохнула: – Надо. Падре… – Ваккаро. Норберто Ваккаро. – Мия Феретти, – представилась Мия. Пес с ней, с известностью. Лицо она сегодня нацепила мамино, но эмоции-то на нем принадлежали Мии! – Что вас настолько гнетет, дана Феретти? Вы сама не своя, это видно. – На днях уезжает мой брат. Отправляется в путешествие на корабле. – И вас это тревожит? Мия качнула головой: