Красота! И жаловаться некому, и защитить никто не может. А теперь приехал я. Только вот проблемы это не решит. Грабить-то курьеров можно на любом отрезке пути. А требовать деньги будут с меня. Итак, что же делать? Ответ нашелся, и он был прост. Надо сделать так, чтобы на моих людей боялись нападать. Смогу? Идеей я делюсь с Томми и Рене. Потом разговариваю с Шареном. И мы совместно разрабатываем — скажу без лишней скромности — гениальный план. Шарен приглашает всех соседей с округи к нам, устроив прием. На это моих денег хватает. Разумеется, собираются все, и на четыре часа я чувствую себя дрессированным медведем, который пляшет на ярмарке. Жалеть меня никто не собирается, дочки и жены ведут совершенно беззастенчивый обстрел меня глазами, так, что хочется окоп вырыть и засесть в нем на месяц. Мужчины хлопают по плечу так, что руки чешутся туда что-нибудь с шипами подложить, приглашают на охоту, поят вином… и в конце вечера я «допиваюсь до белых ежиков». И по секрету сообщаю своей молоденькой соседке, что в замке вообще-то спрятан клад. Дедушка боялся, что из казны все разворуют, а внуку ничего не оставят. А потому зарыл свои сокровища в Альтверине. Сделал тайник, положил туда кучку золота и драгоценных камней и отдал ключ доверенному лицу. А лицо передало его мне. Ну, вот я и решил все забрать. Долги погасить, опять же, дом в столице купить, чтобы не у дядюшки на шее… Только — тс-с-с-с! Это мой большой секрет! После чего меня выворачивает прямо под стол, на колени другой соседки. А вот нечего, нечего подслушивать. Всеобщее внимание мне было обеспечено. — Болван ты все-таки, — ругается на меня Томми. — Знаешь же, что тебе совершенно нельзя ревень — и ел. Тьфу, осел вислоухий! Я ухмыляюсь, слушая приятеля. Ну, осел. Но вот кто? Да, мне нельзя ревень. Меня от него в буквальном смысле слова выворачивает наизнанку. Тошнит, рвет, ненавижу эту гадость! Почему? Не знаю, говорят, у Мишель тоже была на него аллергия. Но пары стебельков в салате мне хватило, чтобы меня убедительно вывернуло наизнанку. — Зато все поверили, что я нажрался как свинья. Томми вздыхает: — Лежи уж… И выходит за новой порцией воды с лимоном. Промывать желудок. Я довольно ухмыляюсь, глядя в потолок. Первый акт пьесы сыгран. * * * Конечно, на нас нападают. Конечно, когда мы уже отъезжаем на два дня пути от Альтверина, а то как же? На моих землях ведь крестьяне водятся, а они разбойников могут и дубьем отходить без всяких скидок на благородство. Да-да, у нас какой-то ненормальный менестрель сочинил сагу о благородном разбойнике, который грабит богатых. И совершенно забыл, что разбой — все равно преступление, кого ты ни грабь. И конечно, мы не смогли бы оказать сопротивление… с нашими-то двумя десятками охраны. Так что разбойники в количестве чуть ли не пары сотен окружают телеги, наставляют на моих людей арбалеты и грозно приказывают скидывать все наземь и разоружаться, а не то… Ну, Томми и разоружается. Первый. За ним Рене, за ним — остальные… — А где принц? — вспоминает главарь разбойников, предусмотрительно надевший маску. — Ему понадобилось вернуться в замок — ненадолго. Разбойники призадумываются. Судя по всему, им приказали не только взять деньги, но и прибить принца. И вот тут было самое скользкое место нашего плана. Но Рене вовремя сообразил: — Если вы нас сейчас убьете, принц точно не придет. Найдет наши трупы и ринется в столицу тайно — или к себе вызовет охрану. А вот если выручать нас… Аргумент был принят. Моих друзей и охрану связывают, укладывают на телеги, груженные сундуками, интересуются ключами от замков, на что получают ответ: «У принца», — и отстают. Просто везут всех на свою стоянку. Что нам и требовалось. Не станут же они ломать замки на тракте? Это слишком глупо, проще уволочь добычу к себе — и разобраться потихоньку. Как я и предполагал, логовом оказался замок одного из соседей-графов. Тоже дальнего родственника Абигейли. Вот ведь зар-раза… размножившаяся! Ну да, это я и заподозрил сразу же, как приехал, как поговорил с Шареном… Не было никаких разбойников! Были просто несколько мерзавцев, которые грабили и убивали моих людей. И сейчас намеревались проделать то же самое. Не успели. Потому что ночью пришел ужас. * * * Третий акт пьесы. Я ведь некромант. А стало быть, мне ни к чему войско. Живое войско. Свою армию я отправляюсь вербовать на большую дорогу. Ровно полночь, шестилучевая звезда на развилке трех дорог, в каждый угол вписаны символы смерти, мести, крови, призыва, повеления и замыкания. Луна светит, ветер ловкими пальцами перебирает травинки, равнодушно усмехаются звезды, глядя со своей высоты на странного человечка… К чему он суетится? Ведь его жизнь — это миг вечности звезды… И все же это не повод прожить ее недостойно. Я самым обычным кинжалом медленно касаюсь запястья. Ритуальные ножи тут ни к чему. На землю капает кровь, в лунном свете она черная… Загораются свечи по углам гексаграммы. И я — зову. Не словами, не заклятьями, не голосом, но своей кровью демона. Тем черным, что течет во мне, я призываю неупокоенные души вернуться! Те, кого убили на этой земле ради золота, те, кто полег непогребенным и неотпетым, те, кто желает отомстить своим убийцам… Придите ко мне — и я дам вам то, что слаще вечного покоя. Я дам вам месть. Я помогу отомстить вашим убийцам, вы увидите, как они будут корчиться и страдать, вы выпьете их кровь и сожрете мясо с их костей, вы будете мучить их души так, как мучились вы сами… Придите ко мне! Властью демона… Долго звать мне не приходится. Это выглядит как очень долгий порыв холодного ветра, застывший на одном месте. Он налетает, дышит, волнуется, окружает меня, но за границу гексаграммы перейти не может. А я смотрю. Это — души. Все это — люди, которых настигла внезапная смерть от рук негодяев. Молодые и постарше, мужчины и даже женщины, в недобрый час оказавшиеся на дороге, они — смотрят. Какие глаза у призраков? Не провалы, наполненные тьмой, нет.