Мы с Корсом извертелись на стульях. Наконец папа отодвинул тарелку и почесал в затылке. Вокруг него клубились серые облака, почти черные, свинцовые, тоскливые, и иногда в них проблескивали зеленоватые молнии. Что-то давило, и сильно, папа был не уверен ни в решении, ни в результате, но… – Мы очень надеялись, что у нас будет хотя бы пара лет, – честно признался он. – Хотя бы пара лет, но вы не оставляете нам выбора. Мы прятали Шани, ждали, что Корс повзрослеет… – Я давно уже не ребенок! – нахмурился Корс. Мама покачала головой. Рыжие ее волосы блеснули огнем, не хуже того, что играл в очаге. – Корс… сказанное сейчас приведет нашу семью на эшафот. Брат закрыл рот. Я, наоборот, его открыла. Эшафот? Как? За что?! – И все же этот разговор необходим. – Мама запустила тонкие пальцы в волосы. – Мы не можем уйти, но и остаться мы тоже не сможем… так, как сейчас – нет, не сможем… Отец медленно наклонил голову, подтверждая мамины слова, заставляя нас поверить, что все демонски серьезно. – Шани, Корс, я вас еще раз предупреждаю. Одно лишнее слово – и нас убьют. Всех. И нас, и вас… понимаете? Это не игра. Так и будет. Облако серого страха накрыло стол, заставило похолодеть кровь в жилах, и сердце стукнуло резко-резко, а потом опять забилось, затрепыхалось пойманной птицей. Холод проник в каждый уголок тела и разума, оледенил ноги, заставил сжать пальцы, в тщетной попытке согреться… страх? Нет. Ужас. Глубинный и не поддающийся рассудку ужас, тот, который заставляет детей с криком просыпаться по ночам и бежать в постель к родителям. Тот, от которого не скрыться взрослым. И не сбежать. Некуда. Глядя на меня, побледнел и Корс. Чувствительный к чужому настроению, братик испугался вслед за нами. – Вижу, поняли. Тогда слушайте. – Отец сцепил пальцы, и только я поняла – почему. Они дрожали. Отец боялся чего-то так сильно, что не мог сдержать этой дрожи. Мой самый смелый и сильный папа на свете. Мой самый лучший папа… – Мы не отсюда. Не из Риолона. Мы – из Тиртана. Мы с Корсом переглянулись. Тиртан… да, я знала об этой стране. Но – что с того? Неужели все тиртанские беженцы должны быть убиты? Почему? – Я служил в охране трея[2]… ладно. Его имя вам ни о чем не скажет. – Отец взмахнул рукой. – Что такое гарем – объяснять надо? Я покачала головой. Мама рассказывала. Она много о чем рассказывала, учила нас, объясняла, показывала… Только сейчас я задумалась – ведь у нас дома было то, чего нельзя было найти у крестьян. Книги. Мама покупала их у разносчиков и в лавках, тонкие и толстые, землеописания и истории о любви, сказания бродячих певцов и святые списки… Она легко писала и читала, считала в уме, и мы с Корсом тоже… А ведь Мих не умеет читать. Я знаю, он сам сказал, когда застал меня с книгой. Я тогда просто не задумалась… почему? Почему я не думала над такими очевидными вещами? – Я в ту ночь стоял на часах. А Нари пыталась сбежать, – просто объяснил отец. – Я поймал ее, но тревогу не поднял. Заглянул ей в глаза и пропал. Мы сбежали вместе в ту ночь. Сначала – от трея, потом из Тиртана, на корабле контрабандистов, и мы прожили первые несколько лет в рыбацкой деревне. Там и родилась ты, Шани. – Я не помню… – Тебе было года два, когда мы уехали оттуда. Трей Си… он не смирился. Он знал, что Айнара сбежала, догадывался, что мы сбежали вместе, и, видимо, смог напасть на след. Мы уехали из деревни и стали искать новое место. Кочевали по Риолону, потом я узнал о месте лесничего и решил попробовать. Барону нужен был человек со стороны, который не станет потакать местным, будет держаться за место, – я таким и оказался. Мы здесь вот уже восьмой год. – Надеюсь, что наш след потеряли. – Мама вздохнула. – Трей… это горькая история. Мне было восемь лет, когда нас с сестрой отдали в его гарем. За неуплату долгов нашим отцом взяли нас с Айшет. Я вскинула голову: – Мама? – Да. Я назвала тебя в честь моей сестры. Шани, она заменила мне мать. Она вырастила меня. Она была всего на три года старше, но стала для меня самым родным человеком, отдала мне сердце и душу, всю себя вложила. Учила меня, дарила тепло и любовь, только благодаря ей я не сошла с ума – тогда. – Тогда? – Я не хотела задавать этот вопрос, но откуда-то во мне зрела странная уверенность. Так надо. Здесь и сейчас – надо. Мама кивнула. – Да. В гареме трея девочек приводили к нему, когда те бросят первую кровь. Со мной это случилось в двенадцать лет. Я поежилась. Да, в деревне бывало всякое, но раньше четырнадцати девочек замуж всяко не отдавали. Не из-за традиций или еще каких-то глупостей, из расчета. Малолетка не выживет, умрет при родах, напрасный расход получится, вот и все. А в неведомом мне Тиртане, значит, так… Прикусила губу. И маму, в двенадцать лет, повели как корову к быку на случку… Гады! Твари!!! – Я чуть с ума тогда не сошла. Сестра была рядом, помогла, поддержала. Айшет всегда была рядом, но ей это не помогло. Она умерла при родах, и тут я не солгала, Шани. – Но ведь и не договорила? – Нет. – Мама опустила голову. – Меня не просто так взяли в гарем. Не за красоту – у трея были девушки куда как краше моего. За кровь. В нашем роду давным-давно были маги разума. Я фыркнула и рассмеялась. Маги разума? Мам, ну какие маги? Это старые сказки, это смешно! Да, где-то они есть, но их так мало… Смех сам по себе застрял у меня в горле. Мама смотрела так, что сомнений не оставалось – она не шутит, ни капельки не шутит. – Поверь, Шани, это не просто слова. Это – было. Шесть поколений назад, моя прапрабабка была магом разума. Слабеньким, поэтому никто о ней не знал, но семье хватило. – На что хватило? – встрял Корс. – А на все, сынок. – Мама смотрела ласково. – Вот представь, что ты можешь прочитать, о чем думает человек. Вообще любой человек. И не только прочитать, но и внушить ему, что пожелаешь. Любые мысли, любые чувства, и человек все выполнит. Этому воздействию даже другие маги поддаются. А если делать все аккуратно, никто и не подумает на мага, и не заметит… К примеру, Шани может приказать любому парню в деревне за ней бегать. Нравится? Я представила себе картину и замотала головой. Нет, не нравится. Отвратительно, гадко превращать человека в марионетку на ниточках! – Прапрабабка была слабым магом, она внушать ничего не могла, – вздохнула мать. – Только читать. И этого хватило, чтобы прапрадед разбогател. Сильно… – А потом? – Несколько поколений в семье этого дара не было. Хотя девочки рождались похожие, рыжие. – Мама развела руками. – Прорыв случился у моей матери. – Она смогла… – Мама могла читать мысли и внушать свои. Она была сильным магом – и неосторожным, – с горечью произнесла моя мать. – Отец… он был слабый, глупый, только вот и достоинств, что в матери души не чаял, а она в нем. Это важно, Шани. Маг разума видит все мысли человека насквозь и понимает, кто его любит, кто не любит… Мих тебя любит? – Да. – Откуда ты знаешь? – Вижу. Он светится так, тепло… – Но что именно он думает… мыслей ты не слышишь, так? Я покачала головой: – Нет, мам. – Только облака. Только цвета, верно? – А откуда ты знаешь? – Сестра рассказывала, а ей мать. Отец наш попробовал разбогатеть, но не ко времени. Мать ждала третьего ребенка, мальчика, и отец захотел, чтобы к его рождению были деньги, и побольше… одним словом, мать перенапряглась, скинула младенца и умерла. Отца бросили в долговую яму, нас продали трею… Меня аж передернуло, словно по спине сосулькой провели. – Он не знал… хотя нет, он наверняка знал о ваших способностях, да? – Да, Шани. Знал. И я иногда подозреваю, что именно он стоял за проблемами нашего отца, за смертью матери… в роду трея тоже было нечто подобное, только там не маги разума, там маги земли. Это как спящая кровь, но если она есть с двух сторон – пробудить ее легче. Он хотел ребенка с даром мага, а каким – не важно. Ценны были бы и тот и другой.