– И близко к дому не подходила, – буркнула я. – Вон следы посмотри. – А чего тогда сопли до подбородка? – А чего ты удивляешься? – Я серьезно обиделась на родителей и проявлять почтение не собиралась. Да мама его и не ждала. – Зачем вы так сделали? – Как – так? – Вам же не хочется почему-то, чтобы я и Мих вместе были. Да? Мама медленно кивнула: – Не хочется. И что? – Почему? Дело ведь не только в твоей сестре, нет, там и что-то еще есть! Чего я еще о себе не знаю?! Я почти кричала, понимая, что права. Что попала сейчас в точку. Мама сдвинула брови, покачала головой: – Тебе это пока рано знать. – Мама!!! – И не ори на меня. В семнадцать я тебе все расскажу, а до тех пор – нишкни. И произнесено это было, словно гранитная плита сверху легла. Мама своего решения не переменит, нет. Оставалось только скрипнуть зубами. – Хоть с Михом видеться дадите? – Только если рядом кто-то из старших будет. Мы или его родители. А о кустах – забудь! Я молча развернулась к грядке. Можно орать, кричать, топать ногами – это ничего не поменяет, еще и оплеух получу. Остается только смириться для вида – и ждать. Мих меня любит, а я его люблю. Мы дождемся друг друга. Обязательно. * * * Дуплистое дерево на берегу ручья, в котором мы оставляли друг другу записочки, я проверила вечером, когда пошла за водой. Рука привычно скользнула в гладкую щель на коре и коснулась крохотного клочка пергамента. Смешно, наверное. Когда у нас с Михом зашел разговор, как нам встречаться, мы два часа головы ломали. А то ж! У меня хозяйство и братишка, у него своих обязанностей полно, просто так не вырвешься. Заранее предупреждать надо… Тут-то я и удивилась. Нас с Корсом мама читать учила, и писать тоже, перья и бумага у нас в доме были чем-то обычным, равно как и купленные у бродячих торговцев книги. И я любила посидеть с томиком перед очагом, переделав всю заданную мамой работу. А Мих не умел ни читать, ни писать. Вообще… Буквы знал, примерно половину, кое-как свое имя мог накарябать, тем и ограничился. Учиться дальше он не хотел, крестьянину это ни к чему. Но дать знать друг другу… как? Идея, вычитанная мной в одной из книжек, была проста. Берется клочок пергамента. По нему проводятся угольком – сколько? Ага, сейчас две черточки. Значит на второй день от сегодняшнего. Когда? Не ждать же целый день? На одной из черточек жирная точка, ближе к ее концу. Вечером надо исхитриться и сходить за водой. Или за чем-то еще… да мало ли дел по дому? С одной скотиной возни… хоть коров мы и не держали, но пара-тройка козочек в сарае блеяла, а еще курицы, утки… Лес – лесом, хозяйство – хозяйством. Выберусь. Родители нам видеться, конечно, запретили, ну так что же? Я не бежать с Михом собираюсь и не в стогу валяться, а просто видеться. Ведь больно же! Почему они с нами так поступают? Не понимаю, нет, не понимаю, чего рассердился отец. Я слишком мало знаю, а спросить и не у кого. Так-то. * * * Мих появился точно в назначенное время. Усталый, осунувшийся, с запавшими глазами. – Шани! Я молча бросилась ему на шею. Прижалась, чувствуя, как окутывает золотистое облако тепла и света, как смывает оно боль и горечь, как исчезают куда-то усталость и тоска. Любовь. Что может быть лучше? Не скоро мы отпустили друг друга. – Твои к нам свататься приходили, – шепнула я. Почему-то говорить громко не хотелось. Я знала, что поблизости никого нет, и все же… – Отец вернулся радостный, что твои отказали, – поделился Мих. – Выпил с дядькой и разговорился, а я подслушал. Мол, твой батяня человек разумный, понимает, кто и кому пара. Полтора года у них есть, чтобы меня с Ринкой свести, как быка племенного! Я кивнула: – Мне сказали, что раньше семнадцати меня не выдадут замуж. И с тобой видеться запретили. Мих вздохнул. А потом бросился, как в ледяную воду: – Шани, давай поженимся? Я аж воздухом подавилась. – К-как? – Вот так! Давай как к нам холоп приедет, так и поженимся? Бросимся ему в ноги, немного денег у меня есть, уж не откажет. – А если твои родители при этом будут? Нас же мигом… по стойлам разведут. Мих расправил плечи. – Я и сам могу избу поставить! Не ребенок уже! И поле распахать, и семью прокормить, а не по нраву кому, так я и в другую деревню переберусь! Наш барон не самодур какой, а работник я хороший! Я медленно кивнула. Что ж, и это выход. И ждать долго не придется. Мы не знаем, когда приедет холоп, через месяц или два, но уж всяко до моих семнадцати! – Родители разозлятся. – И что с того? Погневаются, да и простят. – Тогда надо что-то сразу решать с домом. Мих, ты представляешь, как нам будет, если и твои и мои объединятся? Мих представил, мрачно сопнул носом. – Да, шума будет… Ты права, Шани. Я с Форсом поговорю, он один живет, старый уже, ни сил нет, ни зрения. Предложу ему – мы поженимся и у него поселимся, он за нами свой век доживет, а мы не на улице окажемся. Хоть сразу, хоть потом… Я кивнула. Идея была хорошая, так в деревне делалось, и не раз.