– Да. Тебя это волнует? – Нет, мне интересно, – честно сознался братик. – А меня ты не слышишь? Или – ее? Я подумала пару минут. Прислушалась к своим ощущениям. Люди на постоялом дворе спали. Это ощущалось как шум. Словно в лесу. Шумят деревья – да и пусть шумят, что ж такого страшного? Кому придет в голову вслушиваться в шум каждого отдельного дерева? Можно так поступить. Но можно и просто воспринимать все как необременительный фон. Так у меня и ощущалось. Сам Корс… продолжая сравнение – где-то в лесу пела птица. Можно прислушиваться. Можно не прислушиваться, ваше право. Но птица все равно не мешает, поет себе – и пусть поет. А графиня… Это как если в том же лесу кто-то то ли крикнул, то ли нет… Дурман заглушил ее разум, ее чувства, я просто ничего не слышала. Она блуждала слишком далеко. Если я прислушаюсь специально, может, что-то и пойму и услышу. Но я не собираюсь этого делать. Лучше самой восстановиться – мало ли что ждет впереди? Это я Корсу и объяснила. Братик подумал пару минут. – Это хорошо. А если людей будет много? – Не знаю. Смотреть надо. – Посмотрим, – рассудило это малолетнее чудовище, угрызая еще одно яблоко. – Шань, ты думаешь, это магическая чума? Отвечать не хотелось. Но… Корс должен знать все. Вот родители от меня все скрывали – доигрались до трех убитых. И до нас вот невесть где. И что еще будет впереди? Неизвестность, одна неизвестность и неопределенность. А знала б я все с самого начала, может, и иначе дело повернулось бы? Сложно судить. Очень сложно. – Думаю – да. Мне вчера было плохо не просто так. И дождь этот… Корс почесал нос. – Ну, ежели так поразмышлять, кому он нужен – тот Астор? Никому. Шахтеры, уголь… что-то ценное в угле добывают? Нет. Разве что древности какие попадутся, но это тоже сомнительно. Могут попасться, могут не попасться. Как повезет. Что Ленер хотел отсюда забирать? Да что угодно. От бумаг до посылок и до обоза с углем. Но вряд ли это что-то важное, ничего такого в его разуме не читалось. Ни заботы, ни хлопоты. Рутина. Те же письма в семьи. – А что может быть в нем нужно? – Или – кто? – пробормотала я. Мы с братом поглядели на кровать. Иного предположения у нас не было. Что графиня делает в этом Светлым забытом Асторе? Зачем приехала? Неизвестно. Но необычно. И этот дождь, и болезнь, которая у нее так быстро проявилась и съедает ее… не попадем ли мы еще хуже, оставшись с ней рядом? Не знаю. И ответить на этот вопрос я сейчас не смогу. Не копаться же в ее вещах? Это и вовсе гадко. А в мыслях и не получится. Ладно, будем решать проблемы поочередно. Так я Корсу и сказала. – Деваться нам все равно некуда, а удрать успеем, если что. Здесь хоть сейчас безопасно. Брат кивнул. И потащил из вазы еще и кисть дорогущего винограда. Потом усовестился и протянул мне примерно четверть. – Шань, будешь? Поросенок. – Ешь всю. Я не хочу. Отказываться братик, понятное дело, не стал. В городе постепенно стихал шум. Но выйти и посмотреть, что происходит, меня не тянуло. * * * Дело уже близилось к вечеру, когда графиня пришла в себя. Открыла глаза, вгляделась в мое лицо, пристально, серьезно, вспоминая свой бред. – Я помню тебя. Шанна, да? – Да, ваше сиятельство. – На столике шкатулка. Там мои документы, завещание, все… возьми их. Я медленно протянула руки, сняла неожиданно тяжелую шкатулку и поставила на стол. – Передай эти бумаги моему кузену. Ты грамотна? – Да, ваше сиятельство. – Там, на конверте, есть и имя, и адрес. Он будет щедр. – Хорошо, ваше сиятельство. Графиня медленно закрыла глаза. Кажется, она собиралась умирать. Я просто растерялась. Никто у меня на руках не умирал, не считая животных. И тут Корс толкнул меня под руку. – Шань, попробуй прочитать ее память. – Зачем? – А если это опасно? К ее кузену… вдруг нас там в тюрьму бросят, например? Корс изъяснялся непонятно, но я ухватила суть. Мы ничего не знаем о графине, ничего не знаем о ее кузене, вообще ничего. Какие там отношения, что нас может ждать… Мы ничего не знаем, а незнание хуже преступления. А вот прочитать память графини… опасно? Да и пусть! С Рианой я это делала, хотя и поверхностно, проделаю еще раз! Ради брата я и не с таким справлюсь. Пока она еще жива. И вообще – если человек умирает, ему все равно. И не узнает никто. Я пересела на кровать, поближе к графине. – Корс, отсядь подальше. Чтобы не перекрылось. – Хорошо. Шань, поторопись. Действительно, женщина доживала последние минуты. Это было видно. Покрылось пепельным налетом лицо, выцвели губы, заострился нос… Я выдохнула, положила пальцы на виски графине – и попробовала пройти в чужую память. Совсем как с Рианой. Только не учла, что Риана мне сопротивлялась. А графиня была вся – открытая книга. Навстречу моему разуму хлынул мощный поток воспоминаний. Если бы я попробовала противиться, меня бы просто уничтожило. Стерло в порошок. Это как река в половодье. Бурная, бешеная, яростная, сопротивляться ей невозможно. Только оседлать. Только плыть вместе с ней. И я распахнула сознание, впитывая в себя реку чужих мыслей.