Красная зима
Часть 96 из 120 Информация о книге
Какие-то вещи Ксения просто чуяла. Было у нее чутье на людей, которое и позволило ей так долго пробыть гулящей девкой.
С кем связываться, с кем не связываться, чтобы косы не выдрали…
– И что теперь? – Испуг Ксении передался Гошке. Мальчик опасливо посмотрел на свою няньку.
Савва правильно выбрал кандидатуру.
Аксинья была шлюхой, да. Гулящей девкой. Но в то же время она любила детей, она ответственно отнеслась к малышу, который оказался под ее опекой… она жалела мальчика. И не хотела подвергать его опасности…
– Вот что, тор, – Гошей она называть мальчика решительно отказывалась. – Пойдемте, покажу вам кое-что…
Кое-что? Кладовка между Гошкиной комнатой и кухней. А в ней у самой стены нечто интересное.
Всего лишь люк в подвал. Только такой, что не сразу его увидишь и не сразу найдешь. Он у самой стены, и ручки у него нет, надо потянуть за выступающий плинтус, легонько, ребенок справится. Савва не просто так купил этот дом, все он понимал, мудрый человек, все…
Когда-то тут жил вор… Хороший вор, умелый, грамотный, если до старости дожил. А все ж лазейку себе оставил.
Савва и историю эту знал, и про вора. Наденьке рассказал, Аксинье. А та рассказывала Гошке[21].
– Сюда можно спрятаться, случись что. Попробуйте, тор.
Гошка подцепил кусок плинтуса, потянул на себя.
Тот поддался.
Внизу было темно и страшно, пахнуло холодом и тем особым запахом, которым пахнет только из погреба. Гоша поежился, но он же большой мальчик! Он справится, правда?
Вот и лестница, правда, она для больших, это просто несколько металлических прутьев, приваренных друг к другу, и расстояния между ними большие. Ксюша полезла первая, погремела чем-то, позвенела, а потом позвала Георгия к себе.
Страшновато было.
Но ведь мама с папой говорили, что надо быть храбрым? И Ксюша его поймает, она сама сказала… Гошка поежился, но полез внутрь.
Это был небольшой погреб, отделанный деревом. И темно в нем не было, разве что со света. А так… Откуда-то свет проникал, впотьмах оказаться не придется, руку видно, вот, полку видно…
Гошка не знал, а Аксинья не могла ему объяснить про сложную систему зеркал, устроенную в вентиляции. Какая там физика, в деревне-то? Какая оптика?
– Смотрите, тор.
В погребе можно было прятаться и сидеть даже несколько дней. Изнутри закрывался люк, и если задвинуть засов, тогда сверху тяни, не тяни – не откроется.
Сделаны несколько полок, на них стоят глиняные горшочки с разными разностями, висит мешок с сухарями, высоко висят несколько колбас – обычный погреб с едой?
Нет.
На деревянном полу – не тянет от земли ледяным холодом – лежит нечто вроде постели, стоит ведро…
– Здесь люди прятались. Долго.
– А зачем?
– Потому как, тор, разные бывают обстоятельства.
Гошка кивнул. Он не слишком понял, какие именно, но, наверное, так было надо? А ему зачем?
Ксюша стала серьезной.
– Тор, слово мне дайте.
– Какое?
– Если в дом кто чужой придет, кого вы не знаете…
– А могут?
– Ох, тор, время сейчас тяжкое, городовых и днем с огнем не разыщешь… зато ворья расплодилось… дайте слово, что вы сразу сюда спрячетесь.
Гошка почесал кончик носа. И только сейчас сообразил:
– Это же рядом с моей комнатой, да?
Ксюша опустила глаза.
Вообще-то тора надо бы на втором этаже поселить, но она заняла людскую, а Гошку устроила в маленькой комнате на первом этаже. Мальчику было все равно, он не капризный, а она объяснила, что так комнаты протопить проще. Зима же… и к кухне ближе, Гошка любил прибегать то за хлебушком, то за сушеными яблочками, до которых был большой охотник.
Еще и поэтому. Случись что – кинутся сюда, да и живы останутся.
– Случись что – вы из двери-то в дверь и шмыгнете. Я и кладовую никогда не запираю.
Гошка медленно кивнул. И вдруг испугался. Остро, до приступа спазмов в животике.
– Ксюша, все будет хорошо? Правда?
Вместо ответа девушка просто обняла мальчишку.
– Будет, маленький… будет.
Только вот когда?
И кому?
И доживут ли они до этого светлого момента?
Ксюша не могла себе ответить на этот вопрос. Она видела, что творится с людьми, – и боялась. Сильно боялась.
При смене власти быстрее всего гибнут самые беззащитные. А кто сейчас может их защитить? Она не знала.
Ей было очень-очень страшно.
Русина, Подольск
Впервые за несколько месяцев Илья влетел в дом, сияя от счастья.
– Илюша? – кинулась к нему тора Маргарита.
С прошлого разговора прошло несколько дней, и тора успела все хорошо обдумать. И стала еще ласковее.
Правда, регулярно показывалась Илье со следами слез или вызывала к себе полкового врача – показывала, как ей плохо, – или рассказывала о своих страданиях…
Аккуратно, не надоедая сожителю, но регулярно и методично.
Ей нужен был этот брак.
Дед Савва прав – ей нужна защита. Уходя из Подольска, Илья должен либо взять их с собой, либо отправить в безопасное место, а ей это точно скоро понадобится. От кого у нее ребенок, Маргарита точно не знала, предполагала, что от Свина, но Илье об этом знать не обязательно. Это в любом случае ее ребенок.
Ей носить, ей рожать… не хочется, конечно, но и травить плод уже поздно. Да и мать радуется, говорит, Ванечкой назовем, как отца…
Ладно, пусть так. Что там с ребенком будет, неясно, но свою жизнь Маргошенька ценила. И мать было жалко, и братика. Так что пусть Илья их берет с собой.
Дед Савва прав, не доедут они никуда сами. Это дед сразу не обдумал, а ведь верно. Не опасно сейчас только рядом с войском.
Илья одарил свою женщину ослепительной улыбкой.
– Маргошенька, отличные новости!
– Какие же? – с тревогой спросила женщина.
То, что нравится Илье, не обязательно понравится и ей. Вдруг нашлась его женщина? Или его сын? Маргоша не хотела конкурентов. Илья должен заботиться только о ней и о ее семье. Это же понятно!
– Генерал Валежный прислал телеграмму.
Маргоша перевела дух. Этот не станет искать чужих женщин.
Но рано расслабилась.
– Мне надо готовить войско к наступлению! Антон Андреевич одержал победу в Ферейских горах. Временно фереи нам не угроза! И Борхум не станет нападать в ближайшее время!
– И что теперь?
– Теперь можно расправиться с освобожденцами! С этими гнусными убийцами императора! Мы соединимся с другими войсками и пойдем на Звенигород!
Маргарита ахнула – и осела на пол в глубоком обмороке.