* * * Когда Илья кое-как привел свою женщину в чувство, та крепко вцепилась в его руку. – Илюшенька!!! Мне так страшно! – Все будет хорошо, Маргоша. Мы победим и вернемся! – НЕТ!!! Я без тебя умру!!! Не бросай меня! УМОЛЯЮ!!! Истерики, слезы, сопли, вопли… на весь этот концерт прибежали тора Измайлова и Маргошин брат, подтянулся дед Савва… именно мудрый старик посмотрел на происходящее, да и потянул Илью за локоть к двери. Вовремя. Илюша уже зверел от происходящего и едва сдерживался, чтобы не грохнуть кулаком по столу. Все же мужчины дамских истерик не любят. – Тор Алексеев, я ее успокоить, конечно, постараюсь… – Вот-вот, постарайся, – выдохнул Илья, наливая себе дубовика из пузатой бутылки. На два пальца. Сколько ж ему предстоит сделать! До весны собрать войско в поход? Это кажется просто! А на самом деле… да все нужно! Фураж, припасы, телеги, обоз, обмундирование… деньги, деньги, деньги… зато больше он за Подольск отвечать не будет! Этого хватило для счастья! – Тор, может статься и так, что у меня ничего не получится. – И? – Дубовик сделал свое черное дело, мягко затуманив мозг. Сейчас и проблемы казались вполне подъемными, и Маргарита убеждаемой и разумной. – Бабы, они ж на сносях с ума сходят! Илья пожал плечами. Он не был свидетелем подобных истерик. Анна обходилась без них, экономила силы. – Пусть сходят. Что дальше? – Вот ежели ее успокоить не удастся, она и себе вред нанесет, и ребенку… – Не хотелось бы. – Тор, а взять ее с собой никак нельзя? В обозе, например, как сестру милосердия? – Ты ополоумел, старый? – А что такого, тор? Что страшного-то? – Она ж беременна! – Ну так не больна ж! Сама себя она скорее доведет до истерики, да и до чего похуже. – Хм… и не умеет ничего! – Чего там уметь? Бинты сматывать или корпию щипать? Илья задумался. С одной стороны, брать с собой такую обузу ему не хотелось. С другой… Обоз же! Бабой больше, бабой меньше – да и леший с ней! Карету поудобнее взять, авось и не заметит. Не на телеге ж везти тору? Зато при себе будет… Илья не особенно любил Маргошу. Но ответственность за нее чувствовал, все же ребенка сделал, да и жениться стоило б. Но Анна… Илья не мог представить себя женатым на другой женщине. Только Анна. Только дочь императора. Анна с ее карими глазами, с плавной походкой и тихим голосом, с ее скромностью и нежностью… Анна… где ты? Что с тобой? – Подумайте, тор. Прошу вас… Дед Савва отвлек от грустных мыслей, и Илья почувствовал к нему определенную благодарность. – Обещаю. Подумаю. А деду того и надо было. Поклонился, да и смылся. Ему еще предстояло объяснить торе, как правильно себя вести. А то молодая ж! Глупая! Наломает дров, хоть поленницу клади, а им такого не нужно, нет! Лично ему нужно уехать из Подольска вместе с войском. А что уж дальше будет, как оно будет… Там и посмотрим! Дед Савва воспринимал Измайловых как свою семью. И беречь их собирался всеми способами, даже подлыми. Вот коли Илья на его драгоценной девочке женится, тогда и Илья станет его семьей, можно будет с ним чуточку иначе. А пока он жениться отказывается, нечего с ним, как с человеком! Ишь ты, враг! Тебе тора чуть ли не девственность отдала, а ты харчами перебирать изволишь? О другой бабе вспоминаешь?! Наглец! Но торе это лучше не объяснять. А вот что надо полежать в постели, потому как боли начались на нервной почве… от разлуки с любимым, – это надо. Это дело. Пусть полежит, поболеет. Яна, монастырь – Жеваные мухоморы! Топыч, не вздумай за мной повторять! – Не буду. Яна морально готова была материться. А как еще? Из монастыря они ушли. Яна лично заминировала монастырь, здраво рассудив, что монахи сюда долго не вернутся, а вот мародеры – запросто. Крестьяне? Вряд ли. Они своей шкурой рисковать не будут, если и явятся, то далеко не сразу, к тому моменту ловушку уже кто-то из вернувшихся бандитов разрядит. И дело-то нехитрое! К двери присобачить динамит и взрыватель так, чтобы при открывании взрыватель воспламенился, ну и полетели осколочки во все стороны. А кого уж там накроет, убьет или покалечит… вот это Яну не волновало! Чем меньше подонков, тем лучше людям. А что они вернутся, девушка даже не сомневалась. Поэтому дети были посажены на велосипед, Топыч крутил педали, а Яна шла рядом на лыжах. Потом они менялись. Малявок укутали во все теплое, что нашлось. Два огроменных тулупа пришлись кстати – только носы из них и торчали. Яна время от времени проверяла – не подмерзли? Вроде пока что нет. И все равно двигались медленно. Дети же! То пить, то есть, то пи́сать… Яна ругалась, но безадресно. Чего уж там, дело житейское. Не бросать же малышню на растерзание? И так им повезло… Как поняла Яна, главарь бандитов просто любил жестоко играть с людьми. А что может быть страшнее для матери, чем издевательства над ее детьми? Над собой-то ладно… Марфа сносила все. И то, что называли в двадцать первом веке изнасилованием в извращенной форме, заметим, массовым, и побои, и остальные милые идеи, лишь бы ее детей не трогали. Даже не кричала. Старалась, чтобы дети не пугались. Не помогло, конечно, но что могла, то женщина сделала. И помощи дождалась, и нашла, кому детей поручить… Яна была рада, что убила подонка. Жаль, не всех. Но – нет в мире идеала. Еще и следы заметать приходилось. Снег же, видно все. И кто шел, и куда шел… вряд ли тут велосипедисты постоянно ездят. Эх, как же хорошо с металлическим конем! С машиной бы лучше, но насчет идеала Яна уже говорила. Да и машины тут… ей-ей, велосипеды делались лучше. И ломались намного реже. Топыч тащил детей, Яна заметала следы. В буквальном смысле, еловым веником. Потом они менялись… конечно, на привал остановились пораньше. Вымотались. И не сильно удивились, когда по земле донесся до них отдаленный грохот взрыва. Кто-то нарвался. Ах, как приятно!