Шернат к известиям отнесся с бо-ольшим интересом и даже порывался пойти вместе с Массимо. Тот едва отговорил кожевника. Нет уж. Рисковать, так поодиночке. Если Массимо и попадется, так Шернат знать будет, где рыть, чтобы за детей поквитаться. Так что вечером Массимо поскребся в двери дома тетушки Мадлот. – Кто там? Открывать старая карга и рядом не спешила. Двери у нее тоже были не всяким бревном выбьешь. – Старьевщик я. Не найдется чего на продажу? Чтобы было убедительнее, Массимо посетил уже с пяток горожан по той же улице, где жила Мадлот. Даже купил кое-что. За дверью подумали, но потом все же открыли. Видимо, старая мегера чувствовала себя в безопасности. А Массимо только и надо было внутрь попасть. А уж там… Пяти минут не прошло, как дверь закрылась, а старуха уже была тщательно придушена до потери сознания, осчастливлена кляпом в глотку, связана и засунута среди плащей в прихожей. А Массимо отправился на разведку. Помимо старухи в доме оказался один здоровущий парень, видимо, охрана, и та самая крестьянская девица. Парня Массимо оглушил надежнее – тут он не боялся бить в полную силу. А то старуха! Сейчас нажмешь посильнее или стукнешь побольнее – и полетела душа к Ардену. А расспрашивать кого? Вот и пришлось осторожничать. Парня же можно было и канделябром по голове отоварить, и увязать что ту колбасу – не подохнет, а если и отправится к Ириону, так переживем! Девице повезло больше всего. Массимо со всей возможной деликатностью связал ее, стараясь не сильно передавить руки и ноги, и похлопал по щекам. – Цела? Ну-ка, приходи в себя! Возвращение в сознание неблагодарная нахалка попыталась ознаменовать диким визгом. Пришлось заткнуть ей рот и брызнуть в лицо водой. А потом похлопать по щекам (Массимо пытался сделать это осторожно, но получились все равно неслабые пощечины) и разъяснить: – Ты, дурочка, думаешь, к хорошим людям угодила? Эта старая… поставляет шлюх в бордели. Услышала. Завращала глазами, пытаясь что-то сказать. Массимо фыркнул. – Я тебя сейчас снесу вниз, пристрою за занавеской. Только сиди тихо и слушай, о чем я буду ее спрашивать. Арденом клянусь, чем бы наш разговор ни закончился, я тебе вреда не причиню. Кажется, девицу он не слишком убедил, но лучшего не предлагалось. Потом Массимо честно снес ее вниз, устроил в гостиной за диваном так, чтобы она не дергалась, и отправился за тетушкой Мадлот. Старая крыса пришла в себя и напоминала именно что крысу. Не спасало ни круглое лицо, ни «добрые» морщины. И кто сказал, что пожилые люди обязательно порядочны и добры? Кто-то видел старую крысу? Наверняка! А порядочную крысу? Которой стыдно воровать зерно? Ах нет? То-то же. Сейчас морда у старухи стала вовсе уж омерзительной, но для начала она попыталась ворковать. Получилось на редкость неубедительно – крысам этого не дано. – Ты чего, парень? Я ж тебе в матери гожусь. – На плаху ты куда как лучше годишься, – спокойно ответил Массимо, доставая нож. – Ну все, молись, гнида. Сейчас я из тебя ремней нарежу. И не шутил, ни на секунду не шутил. И резал бы, и с удовольствием, стоит только про племяшку вспомнить! Старуха это точно поняла, потому что забилась, задергалась в путах. – Да чего тебе надо-то?! – Знания, дорогуша. Только знания. Кому ты девок поставляешь? – Я?! Да никогда… Массимо не стал тратить время. Он просто заткнул старухе рот, подошел сзади, пощекотал ей шею ножом, а потом натянул седой пучок и одним движением срезал гулю чуть ли не под корень. И продемонстрировал бабке. – Еще одна ложь – и с кожей срежу. Поняла? И поняла, и испугалась уже по-настоящему. Сведения полились из мерзавки потоком. Да, поставляет девиц в бордели. А что ж, коли они дуры? Грех не попользоваться. За занавеской притихли в шоке, а старуха резала правду-матку. Одна девственница стоит два золотых, а если не девушка, то один золотой. Жертвоприношения? Нет-нет, с таким она не связывается! Никогда и ни за что! Массимо опять не поверил. Старухе это стоило трех пальцев и угрозы заткнуть ей рот и заняться уже по-серьезному. И старая гадина раскололась окончательно. Да, было и такое. Берут у нее иногда девственниц благородные тьеры. Кто? Не знает она. В расход ушли еще два пальца. Знает-знает. Тьер Жорес, это точно. Однажды по ее просьбе за мужчиной проследили до дома, оказалось, он. Массимо припомнил, о ком идет речь, и нахмурился. Как же, знаем такого: семья хорошая, богатая, родители очень приличные… и такое?! Странно. Но причин не верить не было. Под пыткой бабка таки сломалась и выдавала сведения потоком. Да, у нее покупали девственниц, и платили дорого. И она подозревала для чего, но молчала. Кому ж охота раз двадцать случайно упасть на нож в глухом переулке? Роман? Да, приходил тут сопляк, выспрашивал чего не надо. Она и попросила племянника… да, это тот, который сегодня был у нее. Хороший мальчик, работает вышибалой в борделе. Массимо пожал плечами, заткнул старой гадине рот и принялся за расспросы парня. Этот оказался намного хлипче бабушки и поплыл после первого пальца. Да, бабка не соврала. Романа убил именно он. Не ограбил, потому как не успел. Догадывался ли он о тетушкином промысле? Не просто догадывался, он тьера Римейна и навел. Римейна? Вот тут Массимо принялся уточнять, и вышло так, что наводку парень дал одному тьеру, а к тетке пришел совсем другой. Значит, их несколько? Отлично. Будет за кем последить. И с кем посчитаться тоже. Внутри у Массимо при воспоминании о племяшке и о Романе так болело, что одной смерти ему казалось совершенно недостаточно для отмщения. А тетку и ее племянника Массимо приговорил не моргнув и глазом. Оглушил, увязал покрепче и задумался. Потом сунул несколько поленьев в очаг, поправил занавеску так, чтобы пожар начался через пару минут после его ухода – и вышел через черный ход, захватив с собой ни в чем не повинную девчонку. Отправится к Шернатам, а там куда и пристроят. Хоть одной да повезло. Массимо уносил с собой и нечто гораздо более ценное. Два имени. Тьер Жорес и тьер Римейн. Он будет следить и за одним, и за вторым. И если кто-то из них замешан… Массимо знал, что обагрит руки кровью. Но точно знал и то, что не пожалеет о своем решении. Месть бессмысленна? Месть разъедает душу? А что делать, если у человека не осталось ничего, кроме мести? Арден простит, а Ирион побрезгует. Арнэ. Глава 5 Род Карнавон Оставаться одной Алаис удавалось только в своей спальне – и то ненадолго. Постоянно врывались то служанки, то фрейлины, то являлся с докладом управляющий – больше всего девушке хотелось заколотить дверь гвоздями и никому не открывать. Но она продолжала делать хорошую мину при плохой игре. Являлась к трапезе, наблюдала за приготовлениями к свадьбе, вежливо общалась с Таламиром, который явно наблюдал за невестой. Кажется, Алаис оказалась для него совершенно новой разновидностью человека – «аристократка начитанная». Раньше его рассматривали как красивое животное, ради потешить плоть, и относились соответственно. Кто же разговаривает с постельной игрушкой? И о чем с ней можно разговаривать? Потом, когда у Таламира открылись воинские таланты, с ним тем более разговаривали только о войне. Или о постели. С Алаис же он разговаривал об организации свадьбы, о поместье, о том, как воспитывали аристократов, – и получал вежливые (побудь тут невежливой) ответы. И определенно учился. Узнавал нечто новое… Алаис тоже узнала кое-что новое о себе. И получилось это совершено случайно. Она купалась перед сном. Поскольку таскать и греть воду, а также чистить и мыть ванну предстояло не ей, она решила купаться, как привыкла – два раза в день. Вечером она так же расслаблялась в горячей воде, когда со двора донеслось весьма немелодичное и громкое пение. Нажрался кто-то, вот душу и потянуло развернуться. – Вы любите громко петь в душе? Ребята, кто любит громко петь в душе? – задумчиво спросила Алаис у гобелена. Судя по звукам, которые донеслись со двора, петь, может, кто и любил, а вот слушать не очень. – К счастью стремимся сквозь все испытанья… – промурлыкала Алаис. И – закашлялась.