Во всяком случае – пока. – В чем должна состоять моя помощь? – Монтьер, после вашего… эээ… обустройства в замке, половина слуг разбежалась, а оставшаяся не будет меня слушаться. Поэтому я просила бы вас подтвердить перед слугами мой статус вашей невесты и дать мне определенные права. Таламир заинтересованно вскинул брови. – Права, Алаис? Девушка сжала кулачки. – Монтьер, моя семья погибла. Я уцелела. Так случилось, и за это стоит благодарить Ардена, но людям не объяснишь. Пока я больна, спрос с меня невелик. Стоит мне появиться перед подданными, как тут же начнутся разговоры, пересуды, сплетни, а то и провокации. Не могут не начаться. И в ваших же интересах, чтобы грязные языки не трепали лишнего. – И вы, Алаис, хотите иметь возможность укорачивать их, не бегая за разрешением ко мне? – Вы читаете мои мысли, монтьер. Таламир усмехнулся. – А что я буду иметь с этого, Алаис? – Монтьер, мне нечего предложить вам. Моя жизнь и так в ваших руках. Таламир так и замер с открытым ртом. Такой поворот ему точно в голову не приходил. А правда – что тут предложишь? Алаис смотрела невинными глазами. Таламир откашлялся и сделал вид, что так и было задумано. – Я рад, Алаис, что вы это понимаете. – Монтьер, меньше всего мне хотелось бы вызвать ваше недовольство… И это Таламир тоже понимал. Так что через три часа Алаис стояла рядом с ним в большом зале. Ну, как – стояла? В платье ее матери, кое-как перешитом на живую нитку, с немытой головой и едва обтертая мокрым полотенцем от пота и грязи, с высоко поднятой головой. В зал собрали слуг, и кое-кого она знала. Эти люди жили рядом с ней, сколько она себя помнила, видели маленькую Алаис, видели, как она росла, а теперь смотрели на нее, как на чудовище. За что? Таламир поднял руку и все тут же замолчали. – Вы все знаете герцогессу Карнавон. Это – моя будущая жена, ваша герцогиня. Ее приказы так же обязательны к исполнению, как и мои. Любое неповиновение ее приказам я буду рассматривать, как неповиновение мне…. Дальше Алаис уже не слушала. И так все ясно. Угрозы, потом еще угрозы, потом поощрения… дело житейское. Интересно, он так верит, что она ничего плохого не сделает? Вряд ли. Значит, за ней будет установлена слежка, и не только из этих четырех шлюх. И кто же? Как неприятно чувствовать эти взгляды. Презрительные, ненавидящие, откровенно злобные, брезгливые… За что? За то, что не дала себя убить? Но когда люди бывали справедливы к тем, кто им не нравится? Вот если бы Алита осталась в живых, ей бы сейчас сочувствовали. Сестру любили, она была красива и понятна всем. А Алаис – нет. Ей предстоят тяжелые времена. * * * Встать с кровати пришлось уже на следующий день. И тогда же случилась первая стычка. Для охраны к ней приставили еще и четырех солдат, и Алаис впервые мысленно поблагодарила Таламира. Очень кстати оказались. С утра она решила принять ванну, а потом попробовать пройтись по замку и провести ревизию кладовок. Хотя бы, для начала. Там можно прикинуть, чего хватит, что заказать… Катишь была отправлена на кухню, с требованием горячей воды, но… Хорошо, что Алаис потрогала воду в ведрах. Горячая? Чуть теплая. Мыться в такой означало получить пневмонию – дубль два. Сквозняки, знаете ли… – Унести и догреть. – приказала сквозь зубы Алаис. Слуги повиновались, чтобы вернуться через час с водой не теплее прежней. Девушка стиснула зубы. Терпение лопнуло. Первый пошел… – Кто дал эту воду? – Так тетушка Моди, – пробормотал один из лакеев. Тетушка Моди, – Алаис скрипнула зубами. И вот ведь что самое страшное, она… она это делает потому, что искренне любила брата Алаис. Мальчишку все обожали, а тетушка вечно оставляла для него вкусняшки, она и мать Алаис искренне любила, и теперь мстит девчонке за то, что та выжила. Так-то… Вот что тут сделаешь? В любом случае надо начать, а там посмотрим по ситуации. У Алаис было уже несколько возможных вариантов действий. Девушка посмотрела на одного из приданных ей сопровождающих. – Вы можете привести ее сюда? Солдат подтвердил кивком головы. – Тогда – как можно скорее. Как можно скорее не удалось. Попробуйте привести семипудовую тушу, когда она сама не торопится, а бить по почкам команды не было? Наконец тетушка встала перед Алаис. Посмотрела, как плевком одарила. – Чего угодно, тьерина? Вроде бы и слова правильные, но тон! Алаис прошлась взглядом по всей тетушке. От колонноподобных ног до натруженных рук, от узла волос на затылке до красного лица. Выгнать? Несложно, ой как несложно. Но кто готовить-то будет? Эта и кухню знает, и при своем деле приставлена. Поди, найди сейчас другую? Не солдатских же кашеваров звать? Выпороть? Плодить пострадавших от нового режима? Ох, не стоит власти этого делать, если она не хочет обнаружить себя в мусорном баке. Алаис улыбнулась. Мерзко, неприятно. – Ты, тетушка, давно у нас служишь? – Да уж почитай двадцать лет, тьерина. Вот этого женщина не ожидала. Крика, скандала, да много чего. Но не такого тона и не такого вопроса. Следующим, по ее мнению, должно было стать 'коли хочешь остаться на своем месте…'. Ан нет. – Двадцать лет. Если я правильно помню, мой отец твоего мужа выгнал пару лет назад с конюшни за то, что он овес похуже заказывал, а деньги называл, как за хороший, – Алаис прищурилась. – И мне кажется, что сына твоего я видела в зале? Тоже конюхом работает, верно? Толстуха испуганно замерла. Алаис улыбалась так же мерзко. – Мой отец просто выгнал, ну так он в своем праве был. А тьер Таламир только-только титул получил, ему утверждаться надо. Ты меня понимаешь? Поняла. Проняло. Алаис ведь не сама по себе тут, за ее спиной будущий супруг. Добрый такой, ласковый, душевный человек! Человечище! Герцог мог себе позволить побыть милосердным, помнила Алаис, как кухарка у него в ногах валялась, чуть ли не туфли целовала: 'Кормилец! Поилец! Ирион попутал!!!'. А на Таламира это не подействует. Ему поди, объясни, что это не саботаж его приказаний, а просто неприязнь лично к Алаис Карнавон. Не поймет ведь!