– Обязательно позову, если нам что-то понадобится, – заверила я, скромно замалчивая то, что не могла произнести женщина. Вы же позовете меня попрощаться с умирающим сыном?! Не позову. Простите, умирания на сегодня отменяются. И на завтра – тоже. Но уши я мальчишке надрать посоветую. Лезешь в дуэль, так хоть фехтовать научись, дятел! * * * Лечила я ночью. Что с мальчишкой, я отлично знала. Легкие находятся как бы в герметичном мешке, а грудную клетку выстилает второй мешок, вот их-то и повредила шпага неизвестного мне Реньи. Сами легкие тоже, но там рана заживет, а вот в мешке началось воспаление. Началось оно резко, моя сила перебороть его не смогла, а потом лекари еще и усугубили. Повязка непонятно с чем, ванны, свежий воздух – читай, сквозняк, – и все вспыхнуло. Так и сгорел бы сопляк в два дня, но баронесса все же вспомнила мои слова. К часу ночи я так загоняла служанку, что бедная валилась с ног. И стоило мне предложить поспать по очереди, как та тут же провалилась в сон. Ладно-ладно. Если я и добавила ей в чай немножко сон-травы, так ведь из лучших побуждений? Пусть успокоится, расслабится. А я задвинула щеколду на двери и присела рядом с мальчишкой. Его я не боялась вовсе. В таком состоянии, если он и проснется, все равно не поймет, что я там делаю. Так что… Пальцы рук заскользили над грудью юноши. Я спокойна. Я полностью спокойна. Я открываюсь миру. Моя сила невелика, но я – маг жизни, а мир есть жизнь. Вечная, великая, необъятная. Смерть и жизнь – две стороны монеты, и я сейчас на той стороне, где жизнь. Я собираю, я отдаю, я направляю силу, я всего лишь связующее звено между миром и одним из его детей. Сила мира течет сквозь меня, и, повинуясь ей, я раскрываю ладони. Рой золотистых искорок следует за моими пальцами. Все так, как я и думала. Вот тут шпага царапнула пищевод, потому и воспаление вспыхнуло резче, вот здесь она повредила мешок, в котором лежат легкие – плевру, – и пошло воспаление. И в полости скопился гной. Будем выцеживать и лечить. Толстая игла-трубка уверенно скользнула в плоть юноши, со спины, сбоку от лопатки, проколола – и по ней хлынул гной. Крупными, дурно пахнущими каплями. И когда его столько набралось? Парнишка на кровати глухо застонал, и я усилила воздействие. Гной просто брызнул из трубочки. Да, я понимаю. Больно, плохо, зато дышать сможешь. Своим даром мага я проверяла, есть ли что-то внутри. Вот выдавились последние капли гноя. Теперь будет легче. Телу парня я помогу, с тем, что есть, он справится, а нового заражения не будет. В этот раз я вычистила все с гарантией. И раньше бы надо, да времени не дали. Я вытащила иглу, проследила, чтобы легкое расправилось как надо, уверенно забинтовала мальчишке грудь, встряхнула пальцы – и положила одну руку на лоб парню. Вот так. Сила жизни хлынула из меня потоком. Не моя личная, но мира. То, чем он щедро поделился со мной, то, что я до капли отдаю мальчишке. Жалко ведь дурачка! И мать его жалко, хоть она и стерва распоследняя! Юноша затихает под моей рукой. Жар то усиливается, то спадает, у него начинается кашель – из легких вылетают те капли гноя и слизи, которые успели скопиться, я придерживаю бессознательное тело, чуть наклонив вперед, – и откашливание проходит достаточно легко. За дверью ни шума. Вот и ладненько. Еще примерно час уходит на то, чтобы влить парню (вот ведь странно, он старше меня, а я воспринимаю его как заведомо младшего?) лекарства, поменять белье на кровати, выпихнуть испачканное за дверь, пусть слуги убирают, а потом я придвигаю кресло вплотную к кровати, забираюсь в него с ногами, сворачиваюсь калачиком – и крепко беру юношу за руку. И засыпаю. Да так, что будит меня только баронесса, которая является в комнату с первыми лучами солнца. По счастью, глаза я успеваю открыть раньше, чем она замечает мой сон. Смотрит она только на сына, видит только его, а я – я вторична. Но юноше лучше. Цвет лица стал почти нормальным, без вчерашней красноты, дыхание спокойное и ровное, лежит он тоже спокойно, не стараясь уберечь поврежденную половину груди, жар пока еще есть, но это-то понятно, сразу такое не проходит. Наши сцепленные руки баронесса даже не замечает, просто переводит взгляд с лица сына – на мое. – Госпожа Ветана? Я встаю из кресла, по-простонародному потягиваюсь всем телом и зеваю. Тоже простонародно, прикрывая рот ладонью. – Будет жить ваше сокровище. Сегодня вечером я еще приду. На день оставлю что заваривать, что пить – только горячее. Никаких обтираний, ванн и прочей ерунды, повязку сама поменяю. Самое страшное миновало, если и следующую ночь переживет, так точно выживет. – А сейчас… – И сейчас выживет. Я просто не знаю пока – будут у него осложнения, не будут? – Ос-лож-нения? Баронесса так растянула это слово, что я едва не фыркнула. – Вы ему очень удачного лекаря нашли. Еще бы пара дней – и гроб готовьте. Что могла, я сделала, но удалось ли убрать все последствия его глупости – не знаю. Завтра с утра скажу. Я и правда не знала. Такие воспаления дают плохие результаты. Без последствий? Это если очень-очень повезет. А если нет… Жить-то будет, а вот простужаться ему уже не стоит. Может, и что похуже получится. Всякое бывало. И рубцы могут быть, и одышка сохранится, и кашель. Может, и половина легкого у парня работать не будет. Сейчас – не угадаешь. Баронесса вцепилась в мою руку, как утопающий, – не отдерешь. – Госпожа Ветана! Вы уходите?! – Мне надо домой. Ваш сын не единственный больной в городе. Баронесса заломила руки. – Госпожа Ветана, я заплачу! – Вы предлагаете мне бросить людей без помощи? Я не играла. Люди ко мне действительно шли, вспомнить хотя бы детей с кошкой. Для кого-то – чепуха, но для них – трагедия. А не окажись меня на месте, зверушка погибла бы. Вот как сын баронессы. И особой разницы между человеком и кошкой я не видела. Им обоим было плохо по чужой злобной глупости и собственной неосторожности, а результаты – лечить мне. И не стоит кричать – как можно сравнивать! То человек, а то – кошка или собака. Много таких хвостатых тварей бегает. То-то и оно, что много. Только они – твари, не скрывающие своей сущности, а люди прячут себя под кружевами и титулами. Иногда так замаскируются, сразу и не поймешь, что это очередная тварь. Кто лучше – хорошая собака или плохой человек? Лично для меня ответ очевиден. – Вы же не единственный лекарь в городе? Денек без вас обойдутся! – Так же, как и ваш сын – не единственный больной, – пожала я плечами. – Госпожа баронесса, мне в любом случае надо съездить домой. Переодеться, взять кое-какие травы. Я не предполагала, что столкнусь с такой возмутительной халатностью. – Надеюсь, ваш сын еще жив, госпожа баронесса? Лекарь выступил удивительно вовремя. Баронесса мигом переключилась на него. На меня-то нельзя, а сорвать злость и нервы на ком-то надо. – Вы! Вон из моего дома, болван! Да я завтра же до короля дойду! Деньги дерете, а лечить не умеете! Девчонка из Желтого города и та лучше лечит, чем вы, при всех регалиях! Недоумок! Шарлатан! Я даже пожалела лекаря, такое у него стало выражение лица, когда он увидел испачканное белье на полу, мирно посапывающего юношу на кровати… Вообще-то баронесса была не вполне справедлива к нему. Никто, кроме мага жизни, не справился бы с таким воспалением. – Он – жив?! На меня воззрились с таким удивлением, словно у меня рога отрасли. – Да у него ничего серьезного развиться не успело, – в тон лекарю ответила я. – Жар сбили, только до конца его убирать не надо, отхаркивающее дала, он еще днем будет откашливаться, может, еще даже дней десять… Я оставлю все травы, мази и настойки, съезжу, пополню запас и приеду к вечеру. – Госпожа Ветана, я пошлю за вами, если сыну станет хуже? Вот теперь тон у баронессы был правильным, просительным, и я кивнула. – Если у него резко поднимется жар, начнется неудержимый кашель или рвота – я тотчас приеду. И лучше верхом, а не в карете, так быстрее. – Да, госпожа Ветана. Я вздохнула и принялась успокаивать баронессу. Сильно ж она сына любит… И опасения ее понятны. Но как, не раскрывая инкогнито, убедить женщину, что ее сын в безопасности? * * * День прошел более-менее спокойно. Одна рана на лбу не в счет. Три вызова к баронессе – наоборот. Бесполезных вызова. Лучше б я у нее оставалась, чем вот так гоняться. Хотя не настолько уж и бесполезных. Первый вызов был откровенно зря – служанка неудачно попыталась дать барону отвар, жидкость пошла не в то горло, парень подавился, закашлялся чуть ли не до рвоты, а поскольку в себя он пока не приходил, картина была страшноватая. Так что баронесса послала за мной слугу с лошадью. Я прибыла на место. Но все дела свелись к тому, чтобы вытереть больному лицо, прослушать легкие – и вздохнуть. Все в порядке. А вот второй вызов… Криталь пришел в себя и попросил поесть. Баронесса приказала налить сыну горячего бульона и вызвала меня, чтобы я сказала, что ему можно. Бульон я разрешила. И даже размочить в нем несколько тоненьких сухариков, но не более того. Завтра можно будет ввести кашу, а сегодня – осторожно. Желудок у больного еще слабоват. Я как раз собиралась обратно, когда… – Вон отсюда, негодяй! Как вы посмели сюда прийти?! – Баронесса, прошу меня простить… Мужчина, который отступал от баронессы, выглядел настоящим аристократом. Высокий, светловолосый, сероглазый, с аккуратно подстриженными усами, выше меня почти на полторы головы, в дорогом костюме и при шпаге. – Я пришел узнать, как себя чувствует Криталь. Если в этом есть необходимость, я привезу к нему придворного мага.