– Вот и отлично. Узнаю что – ноги сломаю. Понял? – Да. – И руки тоже. Железный захват разжался. Прозвучали тихие шаги. Рем пролежал еще пару минут, потом скрипнул зубами и поднялся. Угрозы незнакомца были более чем серьезны. Но… еще и это? Вдобавок к прежнему унижению? Ну нет! Эта соплячка от него не уйдет! Сейчас он отправится в казармы, а потом, чуть позже, навестит ее дом. Кажется, она еще задержится на празднике? Вот и отлично. Будет время и себя в порядок привести, и до девчонкиного дома дойти. Ей наверняка понравится, она потом еще сама попросит! * * * Рамон Моринар смотрел на площадь. – Потанцуем, красавчик? Симпатичная девушка положила ему руку на плечо. Рамон коснулся тонкой талии. – Пойдем, красавица! Здесь и сейчас он был не герцогом Моринаром. Просто – мужчиной. Затем и пришел. Мог бы гулять на празднике в Белом городе, мог сейчас смотреть на придворных дам… Не хотелось. Сбежал и от них, и от себя. Оделся попроще и удрал в Зеленый город. И танцевал, пил вино, смеялся грубоватым шуткам. Никто здесь не признавал в нем герцога. Никто ничего не требовал, не смотрел подобострастно, не предлагался ради денег или титула, не льстил, не лебезил, не пресмыкался. Здесь он может познакомиться с симпатичной девушкой, весело провести ночь, а наутро вернуться во дворец. Здесь он может и вступиться за девушку. Малышку в черном он заметил не сразу, только когда она ушла от своего разряженного сопровождающего. Чем-то она сильно выделялась из толпы. Осанкой королевы? Жестами? Непривычным для этого места платьем? Девушки все одевались в пестрое, яркое, открытое, а эта… словно из монастыря. Ей к лицу, это верно, но… Черная лилия в букете полевых цветов. Рамон и сам не понял, чем его оскорбил поступок громилы-десятника. Но царапнуло. Неприятно, нехорошо… Совсем соплюшка ведь, а этот кобель к ней лезет, не глядя ни на что! Надо завтра проверить его, и – если что – занять делом. Чтобы неповадно было. Тонкие пальцы скользнули по лицу герцога. – Ты такой бука… – Твоего очарования на двоих хватит, – отшутился Рамон. Сжал тонкую талию и отдался веселому танцу. Музыканты играли так, как и не снилось их дворцовым собратьям. Душу в звуки музыки вкладывали. Это танец любви, это песня огня. Поцелуи твои – как огонь для меня… Огонь. Да, огонь. Как хочется хотя бы сегодня забыть обо всем и согреться! Как же холодно и тоскливо на душе. * * * Об этом мне предстояло узнать спустя три часа. Надолго я задерживаться не стала, памятуя о контрабандистах. Угорь постепенно выздоравливал, и, хотя я опасалась рецидива, самое страшное уже миновало. Температуры не было, заражения удалось избежать, кишечник работал нормально. Оставалось его только выхаживать. Кажется, контрабандисты меня убивать не собирались, здраво рассудив, что лекарей не напасешься, а личная лекарка, к которой можно обратиться, которая не выдаст и которая знает свое ремесло, – это ценность. А ценности надо беречь. Я тоже не возражала. Отлично понимала, что они занимаются нехорошим делом, что нарушают закон и вообще – в тюрьме всех вылечат, на плахе здоровыми окажутся, но отказать не могла. Дар меня просто огнем жег. Отказать кому-то в помощи для меня становилось немыслимо. Я должна лечить, это сильнее меня. И даже так… Я заметила, что любая трава у меня на огороде, цветы на окнах и рассада в специальных деревянных кадках цвели и пушились так, словно собирались три урожая за год дать. Даже соседей это затронуло. Кажется, я становилась сильнее. Или просто дар раскрывался? Дома я ходила лечить разве что раз в пять-шесть дней, очень много времени занимала учеба, которая мне не пригодилась. А здесь каждый день, да по пять-шесть раз в день, а иногда и каждую ночь… Дар – он как мышцы. Если их не качать, они и расти не будут. Это я поняла со всей отчетливостью. Отношения с контрабандистами имели и положительную сторону. В портовых кварталах я могла появляться в любое время дня и ночи без опасений быть ограбленной и избитой. Уж что они шепнули, кому… Не знаю и знать не хочу. Но меня все устраивало. Желтый город – сложное место… За этими мыслями я не заметила, как дошла до калитки. Вставила ключик… – Кажется, мы не договорили. Да, лапочка? На мою талию легла тяжелая рука. Рем Лорак! Громила-десятник смотрел на меня не самым добрым взглядом. – Кажется, нам и разговаривать не о чем, – парировала я. – Руку уберите, любезнейший. – А если не уберу? Ты мне кое-что должна, детка. – Пощечину? – ощетинилась я. – С радостью, да не допрыгну. Злость просто перехлестнула через край. Да что этот кусок тупого мяса себе позволяет?! А может, одно наложилось на другое? Праздник, на котором я впервые за долгое время позволила себе расслабиться и даже выпила пару бокалов вина; платье, которое сначала пытался испоганить жирными пальцами Крамар, а теперь и этот хам; само его поведение… Не важно, благородная я или нет! С любой женщиной нельзя так обходиться! Даже с самой последней проституткой – нельзя! Мужчина был твердо уверен что любая женщина должна тут же пасть ниц пред ним и раздвинуть ноги. Или раскрыть кошелек, в зависимости от желания великого и прекрасного господина. А тут – непорядок! Какая-то финтифлюшка отказывает! Да как она смеет?! Наказать нахалку, всенепременно наказать! Что дело дойдет до изнасилования, я не верила. Не тот тип мужчин. Или тот? – Не пощечину. Вот это. Лорак притянул меня к себе и попытался поцеловать. По счастью, пьян он был как свинья, а потому не мог найти мои губы, попадая в лучшем случае в ухо. Я отбивалась, думая, что зря надела легкие туфельки. Была бы в сапогах, которые специально заказала – прочные, страшные, зато на деревянной подошве, – и он бы век хромал. А так – разве что пальцы отшибу. А может, стоит попробовать? Я запустила ногти свободной руки в шею громилы. Десятник взревел, как дикий осел, и занес руку, но не пригнуться, ни пнуть его в колено я не успела. Мужчина как-то странно хрюкнул и начал заваливаться вперед, на меня. Я едва отскочить успела, а то бы точно пришлось с платьем попрощаться. – Госпожа Ветана, вы в порядке? Старший из братьев-угрей (угрят? угренят? как вообще называются детеныши угря?) смотрел на меня с тревогой. – В порядке, – успокоила я. – А это что за?.. Я невольно фыркнула. Очень уж затейливую родословную вывел контрабандист десятнику. От медузы, краба и съеденной ими дохлой ослицы, которую всю жизнь навозом откармливали. – Этот назойливый господин решил, что неотразим для всех женщин Алетара. А я оказалась родом из другого города, – невольно улыбнулась я. – А что это за господин? – Десятник третьего городского полка, кажется. – Ах вот как! – В глазах контрабандиста загорелись нехорошие огоньки. Я поспешно подняла руки. – Только не убивайте его, пожалуйста. Мне такая известность ни к чему, а он мог друзьям рассказать, к кому шел. Кровожадные огни потухли – и после секундной паузы зажглись вновь.