Глава 8 День рождения. Когда-то мы отмечали его совсем иначе. Рядом всегда была бабушка. И дарила она мне то, чего больше всего хотелось. Не платья или украшения, а толстенные книги, лекарские инструменты, иногда – симпатичные игрушки. И всегда угадывала. И как ей это удавалось? Родители на наши дни рождения внимание обращали редко: столица, развлечения, гости… Только у младшей сестренки удавался праздник, и то потому, что приходился на солнцеворот. А родители всегда на солнцеворот закатывали бал, ну и Лаурин день рождения заодно отмечали. А сейчас я одна. И отмечать тоже буду сама. Что там надо? Угощение для всех, кто заглянет, можно простенькие подарки – и церемониальный пирог. Печется пирог с гречневой кашей и куриными яйцами, а на закате его относят к реке и бросают в воду. И гадают по нему. Потонет – плохой год будет, поплывет – жди перемен, рыбы начнут кормиться – год обильный жди… Там много примет. Мы с бабушкой ходили, гадали, а сейчас не с кем. Но отнести пирог к морю и бросить в воду мне никто не помешает. Тесто я еще с вечера поставила, меня бабушка научила. Она вообще настаивала, что пироги печь надо уметь. Умения и знания лишними никогда не бывают. Ну вот и… В одной миске ждала своего часа ягодная начинка, во второй – рубленое мясо, в третьей рыба, в четвертой – гречка с яйцами. А что мне – ради одного пирога затеваться? Нет уж! Пироги я планировала взять с собой на работу. Выходной-то у меня еще не скоро! * * * В лечебнице я угостила коллег и служителей, выслушала поздравления и опять принялась за работу. Долго мы не праздновали, некогда. Я отнесла пироги Харни Растуму, удостоилась масленого взгляда (ах, какая женщина, какие пироги), услышала, что если день рождения, то так и быть, завтра могу денек отдохнуть, и пошла работать дальше. Болезни-то никто не отменяет. Если ты лекарь – тебя и со свадьбы сдернут, и с похорон, и откуда угодно. Я обходила палаты, выслушивала жалобы больных, назначала лечение, проверяла, перевязывала, ассистировала Карнешу там, где не справилась бы сама, и все это время мысли были не о дне рождения. О нем думать как раз не хотелось. И о прошлом – в том числе. Когда мне исполнилось девятнадцать, бабушка была жива. Она подарила мне роскошную книгу о лекарственных травах, пирог мы пекли вместе и относили тоже вместе. И бабушка тогда смеялась, видя, как пирог атаковали даже не рыбы – невесть откуда взявшиеся на пруду утки. «Даже не к богатству – и правнукам твоим потратить не хватит…» И потом уже серьезно: «Помни: деньги не главное. Заработать ты всегда сможешь, с голоду не помрешь. А вот живая душа человеческая – это сокровище». Чтобы не вспоминать и не вытирать ежеминутно слезы, я выбросила все из головы и сосредоточилась на визите ночного гостя. Точило мыслью неприятное совпадение. Линда жаловалась, что у нее ухажер пропал. Может, сбежал, всякое бывает. Теперь у рыжего вора сын пропал. Тоже сбежал? И все что-то убегают, как из лечебницы выйдут? Чтобы точно сюда не попасть? Ой неубедительно. А сколько тех, о ком никто не думает? Нищие, попрошайки, бродяги, рофтеры, люди без дома и родины, которых хватает в любом городе, о которых никто и не задумается. Только кому и зачем они нужны? Ритуалы есть разные, но сколько их можно проводить? И сколько человек должно пропасть? Я подумала, и решила для начала поговорить с Линдой. Госпожа Морли отнеслась к моим словам серьезно. – Вы знаете, госпожа Ветана, я думала, он просто сбежал. Но если что случилось… – Даже не знаю, могло ли с ним что-то случиться. Линда, не приглядишься к лежащим здесь людям? Я тоже буду присматриваться, кому есть куда идти, кому некуда. Есть у нас сейчас такие? – А то как же. Целых три человека. Показать? – Покажи… Оказались двое мужчин и женщина. Из мужчин один был стариком лет шестидесяти (считай, ему и пятидесяти нет, улица не щадит). Второй – явно моряк. Крепкий, лет двадцати, парень со сломанной рукой. Я его помнила, отвратительный перелом. Если не лечить, так и калекой остаться можно, так что корабль ушел без него. А третья – явно девица легкого поведения, избитая сутенером. Такие к нам тоже попадают. Эта еще не старая, лет двадцати, наверное, тоже, а выглядит уже на пять лет старше меня. Я бы сказала, что из этих троих… А для чего вообще могут пригодиться люди? Молодой парень, моряк средних лет, кто еще? Линда пожала плечами и сказала, что порасспрашивает. И мне все расскажет послезавтра. На том и порешили. Домой я шла намного медленнее, чем на работу. Грусть опять накатила. Год назад, в этот день, родители были в столице, и бабушка придумала развлечение. Мы с ней отправились на пикник. Взяли с собой корзинку с разными вкусностями, сидели под большим деревом на природе, потом пошли собирать ежевику, я запуталась в колючем кусте косищей, и бабушка со смехом отпутывала меня от игольчатых плетей, а я грозилась отрезать клятые лохмы… Но ежевика была удивительно крупной и вкусной. Бабушка, родная, что же случилось тогда на дороге? А если… Мысль ударила молнией. Заставила вздрогнуть, остановиться на месте. Если это – барон Артау? Подонок знал, что бабушка не в восторге от сватовства, знал, что она собирается просить денег у друзей, что свадьба наверняка сорвется, и… мог он? Или не мог? Раньше я бы о таком не подумала, но повзрослела… Надеюсь. Я многое видела, я живу своим трудом, я стала совсем иной. Какое отношение госпожа Ветана имеет к… Не думать! Даже не вспоминать и имени не произносить! Не было такой… Я купила у уличного торговца корзиночку с крупной ежевикой и решительно зашагала домой. Дома было тихо и спокойно, уютно и тепло. Пахло пирогами и травами. Я присела за стол, налила в большую чашку малинового киселя, бросила в рот ягоду. Ум-м… Люблю ягоды. Гадальный пирог остывал на подоконнике, накрытый полотенцем. Что-то меня ждет в этом году? А, что бы ни случилось, это будут только мои решения! Мои решения, мой ответ. Я справлюсь. * * * До вечера у меня в гостях побывала госпожа Лимира, подарила роскошное, вышитое шелком покрывало. Осенние листья в лесу. Огненный ковер раскинулся на моей кровати. Я потерлась об него щекой и зажмурила глаза. Как живые… – Спасибо. – Тебе спасибо, Веточка, что ты у нас есть. – Это же ужасно дорого. – Сами шили. А самое дорогое у нас жизнь и здоровье. Остальное купим, выбросим, починим или вовсе забудем. Так-то… И я была с ней согласна. Отдарилась травяным сбором по своему рецепту, попила с гостьей взвара с пирогами, выслушала жалобы. Дети Таниль были невыносимы, дочка с ног сбивалась, зятю тоже приходилось тяжко. Да еще эта курица с каторги письмо прислала, дескать, заболела и серьезно, если что – не оставьте деточек милостью. Зять весь взметался, ехать к ней хочет, помилования добиваться, а она небось Карису не помиловала, травила без жалости! Но не скажешь ведь такое в глаза зятю-то… Я согласилась, что мужчины иногда бывают очень глупыми. Прислушалась к себе. А ведь лечить Таниль мне вовсе не хочется. Почему? Потому что она – убийца? Наверное, да. Она приняла решение убить человека. Хладнокровно и безжалостно травила жену и мать и знала, что дети Карисы останутся сиротами. Она просто мразь. А самое печальное то, что появись она на моем пороге – и я буду лечить ее. Это моя судьба. Хочется, не хочется, а надо. Есть дар, но есть и обязанности. И одного без другого не бывает. * * * Бертен постучался ко мне незадолго до заката. Пришел, принес букет цветов и маленький шелковый шарфик, как раз на грани приличия. Что-то более серьезное я принять бы уже не смогла, но цветы, сладости, те же перчатки – спокойно. Так что я поблагодарила. Шарфик был красивым, голубым… – С ним твои глаза становятся небесными, – коряво выразился Бертен. Я мило улыбнулась в ответ. Назвать мои глаза небесными – сильное преувеличение. Они ведь самые обычные, серые. Иногда чуть светлее, иногда темнее, но голубого оттенка в них точно нет. За мной ухаживают, и это приятно. Мы как раз пили взвар и обсуждали интересного больного со странными болями в желудке, когда в дверь постучали. Я развела руками и отправилась открывать. Ох, зря я в окно не глянула! А так – застыла на пороге дура дурой и смотрела круглыми глазами. А в мой дом входил один из самых опасных людей королевства. Герцог Моринар. Белесый палач. И как-то так у него ловко получилось, что я и не поняла, когда оказалась за столом, а герцог уже дружески (этак вежливо-гадючьи) улыбался Бертену. – Работаете вместе с госпожой? И навещаете ее в свободное время? Похвально, очень похвально… Прозвучало так, словно мы тут оргии устраивали. Я стиснула зубы, но помогло откровенно плохо. – Ваша светлость, счастлива видеть вас. Что-то случилось? – Что вы, госпожа Ветана. Разве к такой очаровательной женщине приходят с проблемами? С-сволочь. – К женщине сюда не приходят, – скрежетнула я голосом. – Только к лекарю. Герцог одарил меня еще одной наглой улыбочкой, за которую захотелось ему в глаза вцепиться. Да что ж такое?! Если я не маркиза, то и не человек уже?! – Госпожа Ветана, к лекарю я не прихожу. Его ко мне приводят. А лично я пришел поздравить вас с днем рождения. У вас ведь он сегодня? На стол мягко опустился футляр для драгоценностей. Дорогой, из черного дерева, с инкрустацией перламутром. Посмотреть очень захотелось, но я даже руки за спину спрятала, чтобы не поддаться искушению. – Благодарю за внимание, ваша светлость. К сожалению, мы не настолько хорошо знакомы, чтобы я могла принять от вас подарок. – Разве это подарок? Так, безделушка. Серебро, хризолиты… Думаю, даже господин лекарь может подарить нечто подобное. Герцог усмехнулся, протянул руку и нажал на одну из завитушек. Крышка футляра откинулась. Браслет, лежащий на черном бархате, мог бы показаться безделушкой. Мог бы – но кому-то другому. А я отлично видела: это не серебро, это платина. И камни не самые простые. Лиственный изумруд редкого оттенка, я знаю. У меня мать отлично в этом разбирается, еще и других поучить может. Ювелирам до нее далеко. Может, тоже дар? – Ваша светлость, за эту скромную безделушку можно купить несколько лечебниц. Ее впору носить королеве. Герцог подвинул ко мне футляр. – У нас разные представления о дорогом, госпожа Ветана. Королева такое не наденет. Бертен посмотрел на меня. Браслет действительно выглядел безыскусным. Простое плетение, скромная застежка… Не только купить несколько лечебниц, но и безбедно содержать их лет так десять. – Ваша светлость, прошу вас не оскорблять меня подобными подарками, – сухо произнесла я. – И что же тут оскорбительного?