– Это хуже. Нет, ну как ты могла! Я развела руками. Маги жизни, простите, и не обязаны быть умными. У них, учено выражаясь, другая функция в этой жизни. И почему моему самоуничижению никто не поверил? Рамон отпустил мои руки, встряхнулся. – Собраться сама сможешь? – Попробую. – Вот… пробуй. У тебя полчаса, потом поедем к дядюшке. – А виконт? – А виконт умер. Ясно? Я медленно кивнула. Умер так умер, понятное дело. Не мог он выжить с такими ранами. Рамон посмотрел на Мирия: – И если я узнаю, что кто-то разболтался, до того, как мальчишка придет в себя… мечтать о смерти будете. – А вы не пугайте, ваша светлость, жизнь до вас успела, – огрызнулся вдруг Мирий. – Высокородные интриги плетут, а Ветке платить? Рамон прищурился на стражника, оценивая, то ли его сразу убить, то ли помучить… Но потом выглядел нечто правильное. Благородное. – Ничего с ней не случится. Мое слово. Мужчины пару минут мерились взглядами, а потом Мирий кивнул: – Светлый в помощь, ваша светлость. – И уже мне: – Вета, если что, я тебя всегда жду. И жена рада будет, и дети… Я кивнула еще раз, напоминая себе куклу-марионетку. В горле першило. Наверное, все же вода была холодной. Ну не слезы же это, правда? * * * Сборы оказались неожиданно долгими. Обросла я добром за это время, обросла. Вещи поместились в один небольшой саквояж. Смена белья, туфли и теплый плащ. Ну и гребень с мылом. Что еще надо? А вот лекарства, инструменты, травы, мази, настойки… Достань потом тот же чернокопытник или золотую лапчатку нужного качества! Семь пар туфель собьешь, пока найдешь! И бросить все? Ну уж нет! А когда понадобится? Не «если», нет. Определенно – когда. Лекарь всегда нужен, судьба такая… Зато успела подъехать карета с гербом Моринаров, и еще одна. И все видели, как в одну карету грузили меня с вещами, а в другую заносили длинный сверток из белой ткани, которая пропиталась кровью в местах ударов, на груди и животе. Умер виконт. Умер – и точка. * * * В особняке Моринаров меня встретила Линетт. Подхватила под руку, поцеловала в щеку, защебетала и потащила принимать ванну. Лим пока еще не проснулся, а канцлер уже уехал на службу. Рамон, по дороге еще раз расспросивший меня, кто говорил, что говорил и когда, тоже уехал к канцлеру. Они сейчас будут решать, что делать и как, а я хоть чуть отдохну. Хотя бы самую малость… Горячая вода, ароматное масло и даже платье из запасов герцогини. Достаточно простенькое, белое, с голубыми незабудками, срочно перешитое на меня слугами. Зато белье новенькое, шелковое… Как же я от этого отвыкла! И от легких туфелек из мягкой, словно крем, кожи, и от прически из тяжелых волос, и от шпилек и локонов, и от роскоши, и от ощущения защищенности… Да, клетка. Но ведь она и ко мне сейчас никого не пропустит, а это важно. Страшно… Безумно страшно. Этой ночью я подставилась так, что больше некуда. Ох, дура… Впрочем, когда я спускалась вниз, в столовую, на моем лице играла улыбка. И такой же улыбкой встретила меня Линетт. – Вета! – Ваша… – Линетт! Мы же договорились! – Да, Линетт, – согласилась я. – Просто… непривычно. – А ты привыкай. Зная мужа да зная Рамона… Сказали – примут в семью, значит, так и сделают. Они мужчины серьезные. Я ответила улыбкой на улыбку Линетт. – Да, муж у тебя мужчина видный. Со всех сторон… Ах, как давно я вот так не щебетала с подругами! Ни о чем… – Я знаю. – Линетт смешно округлила глаза. – Слушай, а Рамон тебе как? – Внушает, – призналась я. – А то и с формальностями возиться бы не пришлось! Ты бы мне сразу кузиной стала! Я вспомнила взгляд Палача и помотала головой что есть сил. – Он мне не то внушает! Линетт вздохнула: – Да вот… И еще этот его взгляд голодной акулы… Его все боятся, представляешь! Я кого с ним только не знакомила, все напрасно! Один взгляд, две улыбки, три слова – и девушку уже не догнать! Даже не сомневалась, что Рамон Моринар может перепугать кого угодно. – Как я их понимаю! Линетт затрясла головой: – Вета, не надо! Ты не думай! Ни Алонсо, ни Рамон… Они никогда! Ты же понимаешь, я шучу больше, но никто тебя принуждать не станет! Честно-честно! А у тебя кто-то есть, да? Я покачала головой. Есть ли? Казалось, что был Бертен. Вот, был… Ох! – Линетт! А работа как? Я же… – Хм-м… Линетт Моринар подумала пару минут, а потом вдруг улыбнулась: – Вета, а мы вот как сделаем. Я сейчас напишу твоему начальнику записку. Как его там? – Растум. Харни Растум. – Вот! Напишу, что у меня голова кружится и подташнивает и я себя не очень хорошо чувствую, а потому требую тебя в личные лекари дней на пять! А там уж мальчики что-нибудь придумают! Я смотрела в ее зеленые глаза и понимала, что готова ей сейчас все простить. Вот за это понимание. За то, что не отмахнулась – да нужна тебе та работа? Не сказала, что у меня теперь будет другая жизнь, не предложила дождаться Алонсо Моринара, не… В носу защипало, и я махнула рукой, чтобы скрыть свое состояние. – Линетт, может, не надо так на себя наговаривать? – А я и не наговариваю. Меня и правда подташнивает, есть такое… Я прищурилась. Подташнивает, говорите? А… – Можно я тебя осмотрю? – Можно. А что?.. Но я уже вела ладонями вдоль тела герцогини. Боль иголочкой скользнула по позвоночнику, но на то, чтобы увидеть, много силы не надо. Капелька… – А то. Вы с мужем второго ребенка хотели? Линетт медленно опустилась в кресло. – Вета… правда? И во взгляде – не радость, нет. Страх. – Да, – удивилась я. – А что? – Лим… Если как он?