– Дай догадаться? Повесили бы режиссера? – Нет. Колесовали после пыток. Матильда от души фыркнула. – Лучший метод критики, про который я слышала. И так снизит число бездарностей… Малечка, у нас – демо-кра-ти-я. То есть шавка может лаять что хочет, пока не подвернется под ноги слону. Ну… под карету герцога, чтобы тебе было понятно. – Это же ужасно! – Почему? – Ну… о царе… так… – Знаешь, пару веков тому жил у нас один царь. Имени не помню… так вот. В кабаке солдат напился, орал, что плевать на царя хотел и прочее… – И что с ним сделали? – Царь распорядился выпустить его из тюрьмы и передать, что он тоже на солдата плевать хотел[12]. – У нас не так… – А у нас вот – так… Матильда и не ожидала такого эффекта. Но Малена где-то внутри вдруг разразилась слезами. – Малечка! Ты что? – Тильда. Ты просто не понимаешь, какие вы счастливые… – Разве? Вот Матильда в этом сомневалась, и сильно. – Ты можешь работать, жить одна, содержать себя и не стать продажной девкой, да и к этому у вас иначе относятся, ты можешь говорить, что хочешь, спокойно ходить одна, поехать в другой город… – На все есть ограничения. – А у нас этого нет. И никогда не будет, никогда! Я просто не доживу… и замуж ты можешь выйти спокойно, за кого захочешь… – И вляпаться, как моя мать. – Думаешь, у нас так не бывает? Матильда и не сомневалась. Еще как бывает! – Меня могут просто прибить… – вздохнула она. – Но и меня – тоже? – И у вас мужчина – не просто буква «М» в анкете и туалете… – А у вас таких нет? – Есть. Но мало… – Видимо, таких всегда и везде – мало… Матильда поняла, что подруга чуть успокаивается, и постаралась мысленно передать ей свою поддержку. Мария-Элена теперь не одна. И врагов мы прогоним, и с проблемами разберемся, что с твоими, что с моими, и вообще… чего унывать-то? У нас еще не худший вариант! Вот порешаем все – и даешь феминизм в отдельно взятой Аллодии? Или сразу на всей Ромее? Малена слушала подругу и постепенно успокаивалась. Рядом с Матильдой совершенно не получалось долго переживать, страдать и ныть. Девушка заражала своим оптимизмом не хуже, чем гриппом. Действительно, и чего она расклеилась? Ведь она-то герцогесса! Все больше свободы, чем у кухарки или крестьянки… Вот о кухарках… Надо бы пойти на кухню, сделать пару комплиментов и послушать, что там говорят. Невместно? А никто не узнает. Мы никому не скажем, честно-честно. И вообще, вставать пора! Подъем, Соня Сплюшкина! Малена проснулась с заплаканными глазами, но с улыбкой на губах. Она обязательно справится. Они – справятся! Мария-Элена Домбрийская Никогда Малена не думала, что так поступит. Но… Она сама оделась, умылась холодной водой – и спустилась на кухню. Берты Ливейс там не было, зато была пожилая кухарка, которая сейчас жарила яичницу на большой сковороде. – А омлета у вас не делают? – Матильда искренне заинтересовалась процессом. – Нет… Мы яйца варим в вине, и… – Понятно. Пустишь меня на пару минут? – Давай… Малена привычно отошла в сторонку. И Матильда широко улыбнулась: – Доброе утро, уважаемая… – Ох. Ваша светлость… – Сковорода! Малена подхватила тряпку и ринулась на помощь. А нечего отвлекаться, когда открытый огонь и сковорода с яичницей… какие тут герцогини? Какие ритуальные приседания? Яичницу спасти удалось общими усилиями, хотя пару ожогов на пальцах Матильда заполучила. И теперь сидела с рукой в ледяной воде. Кухарка хлопотала вокруг, но потом услышала про новый рецепт, и… Омлет решили не делать. А вот яйца Пармантье[13] пошли на ура. Отварить картошку было делом несложным, сделать из нее пюре – тоже. А вот добавить всяких вкусностей, залить яйцом и запекать на углях (за неимением духовки) тут пока еще не догадались. Главное, что это требовало времени. И Малена могла сидеть за столом, отмачивать ожоги в ледяной воде и сплетничать. О самом городе. О кораблях в порту. О градоправителе и короле (кто бы отказался?). И – о наемниках. О последнем – как бы вскользь, но оч-чень внимательно. Яйца Пармантье как раз успели приготовиться. Малена щедрым жестом пригласила кухарку присоединиться к трапезе, та поотнекивалась, но под доводом «мы никому не расскажем» сдалась и разделила трапезу с герцогессой. Может быть, где-нибудь в фамильном замке такое и было неуместно. Но здесь и сейчас – вполне. И яйца пошли просто замечательно, и наливочку к ним извлекли чудесную, вишневую… Малена хотела отказаться, но Матильда цыкнула на нее. – Тебе надо знать, сколько ты можешь выпить. А то могут и нарочно подливать. А здесь – что? Проспишься без последствий… – Никогда не думала… – А у меня бабуля подумала, вот! Бабушка Майя считала, что сладок только запретный плод. Поэтому в доме на пианино всегда лежала пачка хороших сигарет и зажигалка. Хочешь – кури, но смолить бычки на лестнице – это вульгарщина. Так что курить Матильда и не пробовала. Один раз показала одноклассникам, самоутвердилась – и успокоилась. Алкоголь? То же самое. Пей, что и сколько хочешь, но не по подворотням. Хочешь – с друзьями. Но уберете за собой – сами. И вообще… попробуй, сколько ты можешь выпить. Свою норму знать надо. А то пойдешь на работу, там начнутся корпоративы или еще какая пакость… Матильда вняла. Она точно знала, что для опьянения ей надо двести грамм водки. Или сто пятьдесят коньяка. А с вином было вообще никак. Две бутылки – и хоть бы в одном глазу. Только стошнило. Малена попробовала наливку. Сладко…