К тому же он устал и голоден. В таком состоянии идти, а если что – бежать и прятаться, – дело гиблое. Куда пойдут степняки? А вот сам Арман куда бы пошел? А вниз по Интаре. Кони, люди… Только отсюда следует несколько выводов. Верховья Интары степняки уже захватили и наверняка оставили своих людей. Хоть несколько отрядов, а оставили. Если он пойдет вниз по Интаре – обязательно на них наткнется, вверх – тоже наткнется, и он – один. А степняков много, и они вооружены. А у него только моряцкий нож. Неразрешимая задача? Да нет… Не для человека, который вырос на реке. Для начала Арману требовалось подкрепиться. Он вырезал несколько рыболовных крючков, паршивеньких, откровенно говоря, но на одну-две ловли хватит, надергал ниток из рубахи и грубо свил их в одну, потолще. И отломил прут от выручившего его топляка. Получилась грубая удочка, на которой после нескольких забросов забился карасик. И еще один. Небольшие, с ладошку… Арман и не вспомнил про огонь, что вы! Рыба была наскоро почищена тем самым матросским ножом, выпотрошена и съедена сырьем, с костями и головой, только хрящики на зубах хрупнули. После десятого карасика Арман напился из реки и выдохнул. Голодная смерть отменялась. Но оставались степняки… Арман посмотрел на реку. Передернулся. При мысли о том, что придется опять в нее лезть, аж колотило, но другого способа он не придумал, тем более что плыть придется вниз по течению. Только надо бы… И Арман опять взялся за нож. Через два часа была готова ивовая плетенка, вроде корзины. Арман обмазал ее грязью, щедро утыкал ветками, листьями и даже прибрежного камыша повыдергивал, чтобы больше походило на плавучий островок, которые встречаются на Интаре. Хуже было с веслами. Арман нашел пару досок, которые можно было приспособить под них, но… Плеск, да и неудобно будет. Мужчина разделся, скатал одежду и накрепко привязал полоской ткани к своей плетенке. Рубаха хоть и грязная, а все ж светлее его кожи. Он загорелый, целыми днями на палубе работать – темнее степняков станешь, да и волосы темные, и то хорошо… А лицо и испачкать можно. Не сейчас, конечно, в воде все смоется, а вот потом, когда степняков заметит… Арман поудобнее пристроил свое добро, чтобы, случись что, все схватить да нырнуть, помолился Брату с Сестрой – и пошел в воду, толкая перед собой островок-плетенку. Сейчас он поплывет вниз по Интаре. Это просто сидеть в воде холодно, а когда ты гребешь – намного лучше. Хоть тепло будет. Если ногу опять сведет, есть чем уколоть, можно уцепиться за плетенку, благо она неплохо держится на воде, и переждать пару минут, пока не отпустит… При судороге главное – не паниковать, тонут-то больше не от нее, от страха. Биться начинают, дергаться… почему спасатели, как правило, оглушают спасаемого? Да вот поэтому. Чтобы и сам не утонул, и за собой не утянул. Арман же собирался спасать себя лично, и сейчас ему нужен был весь ум, все хладнокровие… Он не принцесса Ролейнская, за него папа-король выкуп не даст. Сейчас он поплывет за островком. Будем надеяться, что речку степняки на лодках не перекроют, лодок или ума не хватит. А когда он услышит врага или увидит – нырнет и поплывет под островком. Благо плел как корзину, есть место голову высунуть и дышать. Почему поплывет, а не пойдет? Быстрее. Так – быстрее, если вы плавать умеете. Особенно по течению, особенно ночью… Арман осенил себя знаком святого ключа, помолился как сумел – и решительно шагнул в реку. Шарлиз Ролейнская, дочь его величества Самдия Шарлиз пришла в себя не скоро. Видимо, сказалось все сразу – и истерика, и сонное зелье, которым ее опоили… Девушка открыла глаза – и над собой увидела тонкую ткань, несколько слоев… Прозрачная кисея, потом полог шатра, кажется… непонятно. Но точно не потолок каюты. Что происходит? Где она? Память вернулась одним ударом, накатила волной, заставила захлебнуться собственным криком. Степняки! Стрелы!! Смерть!!! Шарлиз хоть и была стервочкой, но силы человеческие небеспредельны. А отоспавшийся организм тут же потратил их на истерику. Служанки, неотлучно находившиеся при принцессе, чтобы та, не дай бог, ничего с собой не сделала, кинулись ее успокаивать и уговаривать, но куда там? Истерика раскручивалась в лучших традициях, по спирали, от слез к стонам, от стонов к крикам, потом к битью посуды и рукоприкладству… Заглянувшая в шатер смотрительница ханского гарема только головой покачала и отправилась докладывать кагану о состоянии пленницы. Хурмах выслушал, кивнул, но плетей старухе за нерадивость отвесить не приказал. Некогда. Здесь поход, а в походе не до девок… просто всему свое время. Через три-четыре дня армия должна выйти к Равелю, а город взять не так-то легко. А надо… Либо захватить с налета, либо осадить, запереть и идти дальше, иначе никак. Промедление не смерти подобно, это они и есть. Смерть и поражение. Матильда Домашкина День начался вполне обычно. Антон, кофе, болтовня с Маленой, отправка писем, прием почты, посетители… До обеда все было нормально. А в обед… Увидев в окно тот самый джип, Матильда малодушно застонала. – Малечка, ЗА ЧТО?! – Вестимо, за грехи твои тяжкие, – язвительно отозвалась подруга. – Малечка!!! – Передавай управление! – Малена беззлобно подсмеивалась над подругой. Да, не с Матильдиным характером вежливые переговоры вести. У нее метод один… два. Либо в нос, либо по печени. А как там дальше пойдет – врачу виднее. Боевая у нее сестренка. Матильда радостно отдала весь контроль над телом в руки Малены, а сама расслабилась. И приготовилась наслаждаться представлением. Малена автоматически поправила волосы, улыбнулась своему отражению в зеркале и принялась печатать. А нечего время терять… Такой ее и увидел Давид. Светлая прядь падает на щеку, лицо спокойное и сосредоточенное, пальцы легко бегают по клавиатуре, голубое платье подчеркивает летний загар… Не красавица. Но есть в ней нечто такое, выше красоты. Порода, воспитание… – Добрый день, – сказал Давид, чуть кашлянув. Малена оторвалась от компьютера и одарила его нечитаемым взглядом больших серых глаз. – Добрый день, господин Асатиани. – Малена… – Антон Владимирович у себя. Я доложу о вашем приходе? – Не надо. Я к тебе. Малена не стала изображать изумление. Аристократки не гримасничают нелепыми обезьянами в попытке показать то, чего не чувствуют. Это нелепо и глупо, они не комедиантки. Они либо выказывают эмоции, которые испытывают в данный момент, либо держат на лице вежливую маску. Малена сейчас поступала именно так. – Я хотел извиниться. «В нашем мире сдох последний мамонт», – прокомментировала Матильда. «Может, у него совесть проснулась?» «У мамонта? И потому он сдох?» «Нет же! У Давида!» «Ты в это веришь?» «Нет. Но вдруг?»