Жалеют не тех, кого надо, а тех, кто им ближе, кто понятнее и громче стонет. Вот почему никто не пожалел Славеруса, который на старости лет вынужден сбежать из дома от таких «уродственничков»? А в голову не пришло. А эта сейчас явилась, устроит спектакль на всю улицу, порыдает, в пыли поваляется, еще и против Ааши всех окружающих настроит – и будет Яна злой девицей со злой зверюгой, а Валайра – невинно пострадавшей. Нет, так дело не пойдет. Потому и валяла нархи-ро дурака сколько могла. Ей-то этот вопрос кровно не близок, а задеть ее… Хм-м… Задеть может только равный или высший. А Валайру она ни той, ни другой не считала. Ну, девица. И что? Все мы творения божии, только одни – творения, а вторые – твари. И ничего тут не поделаешь. Вот за что тут уважать? Пусть Славерус – не лучший человек, но он ведь пытался когда-то стать для тебя родным. Неужели сложно наладить отношения, подружиться… Да хоть что-то? Нет. Это – нет. А вот денег требовать – запросто. И за что тут ценить, уважать, понимать? Ну, это по-родственному. А чисто по-человечески Яна видела, что перед ней – типичная мелкая душонка. И ничего в ней нет, кроме желания денег. Больше денег, еще больше денег, и лучше – на халяву. Или – за чужой счет. Нет у Валайры крыльев и не будет, они ей ползать помешают. Тоже вряд ли заслуживает уважения. Такие есть везде, стараются устроиться как можно лучше. Не самое плохое желание, но почему – за счет других? Чего бы самой не попытаться что-то сделать? Нет, это тяжело. А вот паразитировать – это запросто. Ага, кажется, опомнилась. – Вам ли судить о моем отце?! Вы вообще не человек! Яна всхлипнула. Громко, с надрывом: – Как вам не стыдно! Да, я не человек! И может, даже у меня нет души! Но я же в этом не виновата! Это жестоко… так жестоко с вашей стороны! Теперь всхлипнуть – и в дом. А там уж нахохотаться от души, зажимая на всякий случай зубами уголок подушки. Так-то! Это вам не над дедом издеваться, мы тоже кое-что умеем! Валайра, оставшись одна на улице, под укоризненными взглядами соседей, даже слегка растерялась. И где это она так просчиталась? Как получилось, что она из пострадавшей превратилась в агрессора? Вот этого она понять и не могла. Ладно, сейчас она войдет в дом и разберется с этой нахалкой. И Валайра решительно положила руку на столбик калитки. Через несерьезную решетку на нее взглянули зеленые волчьи глаза. – Р-ры? – вежливо поинтересовалась Ааша. Рука мгновенно отдернулась. – Волк!!! – Да нет, Вали, это собака такая, – возразил кто-то из соседей. «Собака» за калиткой прогнулась, потянулась и оскалила зубы. С собачьими ее роднил только ошейник с бантиком. Розовым. На волке! – Да волк это! – взвизгнула Валайра. – Волк!!! Его убить надо! Ааша посмотрела оч-чень многообещающе. Так, что Валайра аж попятилась. И повернулась к соседям, ища взглядом знакомые лица. Ага, а вот и… – Сар Турмис! Как я рада вас видеть! – Вспомнила-таки старика, Вали? – Да разве ж вы старик? Прибедняетесь, сар… Валайра не напрасно выбрала самого паскудного сплетника на всей улице. Через два часа она будет знать все, что можно, об этой мерзкой нархи-ро. А через два дня сар всех настроит против захватчицы. Ну а то, что ее потискают в процессе за коленки… Переживет. Не в первый раз. * * * Рошер явился, когда представление уже закончилось. Яна как раз высаживала цветы. Для разнообразия – в доме. Горшки нашла в кладовой и решила использовать под вьющиеся растения. Когда по стенам поползут зеленые лианы, жить здесь станет намного уютнее. – Яна, ты дома? – А где мне быть? – Аэлена вернулась. – Отлично! Я завтра в гости зайду! Обязательно! Ей все удалось? – Да. – Ладно, мы еще сами посплетничаем, по-женски, – решила Яна. – Так как? У нас все в силе? Идем к Эренам? – А зачем я пришел? Тебе собираться долго? Яна прикинула… – Минут десять подождешь? – Вполне. Только одевайся как-нибудь траурно, ага? Все-таки у людей горе… Яна кивнула и полезла в шкаф. И как так получилось, что за время жизни среди людей она обросла одеждой? Но тем не менее… Было у нее и подходящее платье. Темно-синее, очень простенькое, очень скромное, очень дорогое. У Аэлены в него после родов грудь не помещалась, а Яне можно бы и вату подложить. Платье, накидка, волосы причесать и вновь заплести в косу, Ааше повязать здоровущий синий бант… Волчица на это только фыркала, но соглашалась, что люди смотрят на внешность. Волков с бантиками не бывает – значит, это собака. А раз собака, то безобидная. Ладно уж, ради хозяйки потерпит. Рошер окинул нархи-ро одобрительным взглядом. Хмыкнул, увидев, что ленты в волосах Яны и на ошейнике волчицы – одного цвета. – Специально? – Что именно? Светского воспитания у Яны на троих бы хватило. – Кстати, мне тут уже насплетничали, что тебя ужасно оскорбили… – Правда? Это хорошо. Вы, люди, почему-то очень сочувствуете жертвам… – А нархи-ро? – Рошер галантно предложил локоть. – А мы сначала разбираемся. Может, жертва там три раза беды заслужила. – А если нет? – И тогда не сочувствуем. Исправляем, так-то. Сочувствие – что? Слова, и только. А вот ты делом помоги! – Странные вы, нархи-ро. Иногда ведь и слово лечит. – Странные вы, люди. Добрым словом и делом ведь большего добиться можно, чем просто словами? Так, за легкой пикировкой друзья и добрались до дома градоправителя. И… Яна только присвистнула, да и Рошер покачал головой. Паломничество? Да, подходящее слово. Люди то входили, то выходили, все в траурных платьях, женщины прижимают к глазам платочки, мужчины сдержанно суровы, и у всех, вот у всех до единого в глазах – тщательно скрываемое злорадство. Рошер, может, и не замечал, а Яну просто обжигало. Видно же… Неужели никто не сочувствовал девчонке, которую вот так убили?! Никто-никто? Кошмар какой! Жестокие люди существа… Или Синта всем успела так насолить?