* * * – Папс? Анна собирала сына на ипподром, а Кира, пользуясь случаем, проскользнула к отцу в спальню. – Ась? – Я тут подумала… вчера – не твоя работа? – Это ты сейчас о чем? – с видом полнейшей невинности посмотрел Борис Викторович. – Об этом… Олеге! – Нет, не моя, – отперся Борис Викторович, даже не уточняя о чем идет речь. – Точно? – Абсолютно! Ты родному отцу не веришь? Кира посмотрела пристальнее. – Я – верю. А вот Анна может и не поверить. – А может и не спросить, – намекнул мужчина своему бестолковому дитятку. – Может. И не спросит. Дитятко оказалось вполне толковым. – Вот и ладненько. Кстати, Кирюш, ты джинсы сними, а лосины надень. – Разве? Борис Викторович пожал плечами. – Можешь не слушаться. Но учти – когда садишься на лошадь, должна быть растяжка. Лесенка там не предусмотрена. – А… ты уверен? – Ты сама видишь, как я одеваюсь. Действительно. Борис Викторович влез в спортивный костюм. Дорогой, теплый, мягкий, очень удобный. – Можешь что-то такое надеть. Но жесткие штаны не надо. Красиво, но неудобно будет. – Хорошо, – согласилась Кира. И удрала. А уже за дверью потерла ладошки, хитро улыбнулась. Ну, папс! Молодец! Вот что ревность животворящая делает! * * * Борис Викторович проводил чадушко взглядом, и улыбнулся своему отражению в зеркале. Отражение ему очень даже нравилось. Ну, не юноша. Но и не старик, и не урод, и женщинам он нравится, и вообще… вкусы у всех разные! Костюм ему этот вообще к лицу! Интересно, что Кира наденет? Он честно предупредил… умничка дочка. Догадалась. Это он вчера позвонил и попросил устроить Лейкину расстройство желудка. Обещал все компенсировать, все убытки. И владелец «Орхидеи», кое-чем обязанный Савойскому, согласился. Не так много с него и требовали… Детство какое-то? Ну да! Но иногда так приятно! Пусть детство, пусть! Иногда – можно. Жалко только, записи с камер попросить не догадался. Для полного удовольствия. А вот нечего тут! Это моя… моя… моя Анна! И кто к ней руки протянет, тому я их с корнем вырву! Точка! * * * Лошади! Анна и не понимала, как соскучилась по ним! По умным серьезным глазам, по бархатным крупам, по особенному, лошадиному запаху. Неприятному? Домашнему… Она переходила от стойла к стойлу, угощала коней, хлебом, морковкой, яблоком… – Ань, тебе не страшно? – Кира, ты о чем? – Ну… у них зубы, – честно сказала девочка. – А вдруг цапнет? – И копыта, – согласилась Анна. – И лягнуть может. Но лошади очень умные. Если ты им не захочешь причинить зла, то и они тебе тоже. – А они об этом знают? – Конечно. Вот, возьми морковку, дай… Огоньку, – прочитала кличку Анна. – Посмотри, он ведь очень осторожен, едва твоей руки касается. Кира смотрела с сомнением, но морковку протянула. Осторожно, держа за самый кончик. Рыжий Огонек сомневаться не стал. Морковка только хрупнула. – Погладить хочешь? – Может, в другой раз? – А прокатиться? Мужчина лет тридцати, который подошел сзади, смотрел весело. С улыбкой, с подначкой даже… Анна его не осуждала. Понятно же, не будет посетителей, не будет и денег, а лошадки кушать хотят, и людям за труд платить надо, и корма заказывать, а все равно – тяжко. Натура у всех разная, этому, вот, сразу видно, клиентам угождать поперек души, а приходится. Он и изворачивается на свой лад. Василий Иванович, главный конюх… наверное, немало насмешек из-за своего имени получил. – На Огоньке? – уточнила Кира. – Да можно, наверное… Анна качнула головой. Прошлась вдоль лошадей, и выбрала. – А на Буране можно? – Не справитесь, девушка. Анна пожала плечами. Серый, в яблоках, Буран, смотрел неприветливо. Не для развлечения конь. Ему бы в бой… такие и сами из-под пуль уйдут, и седока вынесут… – Если я его оседлаю – разрешите? – Он вас покалечит, а мне отвечай. Анна качнула головой. – Не покалечит. Держи. Горбушка черного хлеба, круто посыпанная солью, пришлась как нельзя более кстати. Буран всхрапнул, коснулся ее губами. – Где седло? – требовательно спросила Анна. И столько настойчивости было в ее голосе, столько уверенности в своих силах, что Василий Иванович даже и сопротивляться не стал. Просто показал кивком в сторону кладовки. Анна возилась недолго. Да, и оседлать коня. И почистить после охоты, и напоить, и… даже лечить случалось. Петер лошадей не любил. А вот Анна любила. Всегда. И на конюшню сама удирала, бывало. Ей за это от матери доставалось, но девочка все равно выбирала моменты.