– Да уж не ради латыни. Дочь твоя ему нравится… – Вот даже как? Ну… Дело, конечно, молодое, но ты учти, что за блуд я ему… – То он и сам понимает. Не знаю, чем уж у них закончится, но глядишь… и посватаемся? Поль ухмыльнулся: – Рад буду, боярин. Вот так и врастают в чужую землю. Корнями крепятся, семьями, детьми, внуками, для коих русский уже родным будет. Два-три поколения – и окончательно обрусеют Мельины. * * * Двадцать второго июня турки подошли к Вене. Со стен на них спокойно смотрели комендант города герцог Мельфи и пан Володыевский. Яна не было. У него войска-то – сплошь кавалерия, а от таких за стенами толку чуть. Пришлось отойти подальше. Ударят, когда момент придет. – Много их… – И не таких видали, а и тех бивали, – на русский лад пожал плечами Ежи. Маленький рыцарь чувствовал себя спокойным. Вот в Каменце – там да, там другое дело. За спиной была Бася, земля родная, там костьми лечь стоило. А тут что? Политические интересы? Ну-ну… Да сожри турки ту Вену три раза и все три поперек, у Ежи не заболит. Затрубили трубы, и вперед выехал турок в расшитых золотом одеждах. Помахал белым флагом, вызывая на переговоры. Герцог вздохнул и направился к воротам. Обязанности… Хотя что там будет, наперед знал. Предложат сдаться, дело житейское. Он, конечно, предложение отвергнет, потому как его император за такое повесит, словно последнего вора. А потом… Потом останется только молиться Богу и почаще заряжать пушки. Ежи остался на стене. Сощуренными глазами оглядывал окрестности. Постройки вокруг Вены снесли, чтобы облегчить работу ее защитникам. Попробуют турки волной накатиться – и расстреливать их будут что ту волну. Безжалостно и каждой пулей в цель. Только и они не дураки. Апроши рыть будут, траншеи ладить, редуты… Могут, конечно, ринуться на приступ, чай, их двести тысяч тут будет. И взять крепость могли бы при таком раскладе. Да только это им несвойственно. Тогда ж, почитай, каждый пятый в землю ляжет. Куда им, собакам… Внизу что-то отвечал комендант Вены. Потом парламентер развернулся и поскакал обратно. Осада началась. * * * Приходилось ли вам приговаривать к казни свою любовницу? Мать своих детей? Просто любимую женщину? Нет? Тогда не понять вам страданий Короля-Солнца. А у него было оч-чень плохое предчувствие. Посланцы от Папы Римского прибыли более двух недель назад и торчали у короля, как гвоздь в неудобьсказуемом месте. Им-то что? Сказано – искать и хватать, вот они и будут. Допрашивать с применением истинно христианских методов (дыба, вода, огонь), увещевать (вода, огонь, дыба), доискиваться правды… Под эти поиски попало уже человек двадцать придворных, в том числе и герцог де Вивонн. А где герцог, там и его сестра. Атенаис пока не трогали, но Людовик почти кожей ощущал свое бессилие. Рано или поздно, так или иначе… не будут ее покрывать. Не те людишки! А скандал разгорелся шумный! Его имя полощут на всю Европу, особенно голландцы стараются, словно не понимают, что Нидерландам будет только лучше под его милостивым владычеством! Ежели так дальше пойдет, второй Фронды не миновать. Кто-то людишек подогревает, но кто? Зачем?! Мысли были печальными. – Мой друг, вы позволите? В комнату скользнула темная тень. Франсуаза Скаррон, маркиза де Ментенон. Она одна из первых согласилась побеседовать с посланниками Папы, она настаивала, что дети все равно невинны, в чем бы там ни подозревали их мать, она защищала малышек словно львица – и Людовик был ей благодарен. А еще она была достаточно симпатична. И – умна. С ней можно было поговорить обо всем. Она кожей чуяла королевское настроение, и все чаще Людовик задумывался: где были его глаза? Рядом такая женщина, а он соблазнился на золотые кудри Атенаис. Или та его правда приворожила? – Мы рады видеть вас, Франсуаза. Его величество благосклонно кивнул. Маркиза присела в глубоком реверансе, чуть улыбнулась. Короля невольно царапнуло простое закрытое платье, убранные в узел волосы – ничего общего с веселой легкомысленной Атенаис. И все же… Франсуаза была красива. Темные волосы, темные глаза, нежная мраморная кожа – недаром когда-то ее прозвали «прекрасной индианкой». А когда к красоте добавляются ум и внутренняя сила, женщину можно опасаться. Или просто – опасаться за свое сердце? – Что-то не так с детьми? – Ваше величество, я боюсь за них. Толпы осаждают мой дом. Пусть малышей сейчас там нет, но… это страшно. Люди кидаются грязью, кричат такое, что страшно повторить… – Я пошлю войска, чтобы разогнать этих тварей. – Гнев людской так просто не остудить, ваше величество. Они требуют маркизу де Монтеспан – и рано или поздно ее получат. Людовик и сам это отлично знал. Но… – Маркиза, вы понимаете, сколько значила для меня Атенаис. Франсуаза не позволила себе улыбнуться, хотя отметила это важное «значила». Людовик уже отрекся от своей любовницы. На расправу он ее не выдаст, но… – Народ настроен к ней очень… холодно. Вы сами помните Лекюера… Помнил ли Людовик? Да, он не забыл священника, который отказался дать мадам де Монтеспан отпущение грехов. Еще и высказался в весьма нелицеприятных выражениях. Конечно, Великолепная Атенаис бросилась жаловаться возлюбленному, священника строго наказали, а толку? Как люди ее не любили, так и продолжали, а теперь вообще возненавидели. – Я не могу отдать ее на расправу, маркиза. – Но этого и не надо, ваше величество. Есть ведь решение, которое устроит все стороны? И я не верю, что вы, с вашим блестящим умом, до сих пор его не приняли. Хотя, конечно, это безумно тяжело. Я вам так сочувствую, сир, просто безумно… Судя по бараньему взгляду короля, решения он в упор не видел. Но не признаваться же? – Какое бы решение я ни принял, маркиза все равно будет мертва… Хоть суди сам, хоть отдай святошам – результат один. – Ваше величество, но «мертва» и «мертва для мира» – это все-таки вещи разные? И дети смогут ее навещать, и вы проявите свое милосердие. А монастырь можно выбрать… подходящий? Франсуаза смотрела невинно. А до Людовика доходило. И то верно, монахиня – уже не человек. И позором на ее детей это не ляжет! Не будет Атенаис, будет сестра… Мария, например. Где-нибудь в глуши, там, где птица лишний раз не пролетает? И на него уже позор не падет, он не станет закрывать королевским именем чернокнижницу. И… Какая же умница Франсуаза. Не зря он ей детей доверил! – Вы правы, маркиза. И монастырь уже выбран. Франсуаза присела в реверансе. – Я и не сомневаюсь в вашей мудрости, сир. Так я могу объяснить это детям? Что их мама, в ужасе от подозрений, решила очистить свое имя единственным возможным путем и уйти от мира, чтобы на них не пало пятно подозрений? – Да, разумеется. – Благодарю вас, сир! Вы так добры… Людовик галантно распрощался с дамой и вернулся к делам. Но сейчас ему было уже намного спокойнее. Скандал, конечно, разразится, но королевскую фамилию не затронет, а это уже отлично! Умничка мадам де Ментенон. Надо будет чаще с ней общаться. И как он ее раньше не заметил? Франсуаза тоже была довольна. Ей удалось натолкнуть короля на хорошую мысль и устранить с дороги одно из главных препятствий. Она была так близко от трона, так близко от Людовика! Казалось, руку протяни! А вот воспользоваться властью не могла. Атенаис порвала бы горло любому, заподозрив в покушении на ее право или место. Сейчас же…