– А что нам той Европы? Ее за десять лет так потреплют, что дай дороги. А мы осильнеем, закрепимся, поддержку получим. И в нужный момент карту-то на стол и выложим. Испания – страна сильная, у них и колонии, и корабли, и много чего хорошего. Нам еще сотню лет до того расти… что б и не попользоваться? – На чужом-то горе? – Не я безумных королей на трон сажала, не мне и ответ держать. – А сколь старшему брату лет-то? И на ком ты его женить хочешь? – А вот лет ему почти пятьдесят. – А сможет ли… – Любовницы довольны. Авось и жена довольна останется. – Тогда и жена ему нужна хоть и молодая, да не слишком. И чтоб плодовитая, чтобы сразу рожать могла… – Где ж я ему такую царевну возьму? – Софья скривила губы. – Так и о Дуньке пожалеешь. – Она мне недавно отписывала. Счастлива, дочь у нее родилась, теперь следующего хотят. Дочку Тамарой крестили. – Отлично. Я про Катюшку думала, да мала она. Девятнадцать лет – и пятьдесят? Про Машку и речи нет… Тетя, кто у нас еще из царских родственниц? – Думать надобно, Сонюшка. Из Милославских кого приискать? – Перебьются, пиявицы ненасытные. Хотя невеста полбеды, жениха бы сюда вытащить. Да и сестренки… надобно посмотреть, если которой власть важнее окажется, так и замужеству быть. Анна пожала плечами: – Может, и стоит тогда попробовать. А сможем ли? – Чтобы я – да не смогла? – Ох и самоуверенна ты, Сонюшка. А я ведь с тобой о другом поговорить хотела. – О чем же, тетушка? – Да о семье твоей. Сколь ты Ивана вокруг пальчика-то водить будешь? – Я надеюсь, ты мне сейчас не про любовника скажешь? Анна фыркнула. Об отношениях Софьи и Голицына она была отлично осведомлена. Как и о том, что окажись Васька в одной постели с Софьей – венцом его карьеры стало бы креститься и молиться. А на большее ловелас вряд ли был бы способен. Запугала его Софья до дрожи в коленках. – Нет. О другом тебе скажу. Детей вам надобно. – Надобно, тетя. Да нельзя пока. – Вот как? А почему ж? – Чтобы у Алешки первыми дети родились. Им править. – А твои тут при чем? По женской линии трон не перейдет, сама знаешь. Да и ты уж не царевна, а боярыня Морозова. – Знаю. Но тут другое. Мы с Иваном во дворце живем, мы все время при Алеше, у власти. Нам она не нужна, правил бы братик счастливо… а дети мои такое испытание выдержат? Анна задумалась. И верно, Софью уже звали Про́клятой царевной. А еще – царской тенью. Вспоминали великую старицу Марфу, кою и монастырь от власти не отвратил. И ежели ее дети… – Ты братоубийства боишься? Сказала – и словно оледенела. Страшное то дело, но Софья-то какова?! Нет еще детей, а она в них уже усомнилась? – Боюсь, тетя. – Софью это и не пугало ничуть. – Алексей силен. Федя слабее, Ванечка, считай, не наш уже, Володя пока место чистое, что еще напишем на нем? Какие у нас дети получатся? Бог весть. А я хочу, чтобы старшими в выводке были Алешкины. Чтобы верховодили, чтобы команду себе собирал его сын, как когда-то Алеша меня нашел с Ванечкой… – Не далеко ли ты загадываешь? – Нет, тетя, – и вот тут темные глаза блеснули сталью, холодом, стужей от них по комнате повеяло. – Мало править. Мало царствовать. Мало царство свое крепить, надобно его еще в достойные руки передать. Которые все твое нажитое и сохранят, и преумножат. Купцы – и то о сем пекутся. А ведь на нас не лавка с ситцем, от нас судьбы людские зависят. Не угадаем – кровь прольется. Али тебе Смута не памятна? – Страшный ты человек, Соня. Царевна закрыла лицо руками, вздохнула – и словно постарела за тот миг на десять лет. Не девчонка сидела перед Анной Михайловной, ровесница. Или и того старше? – Пусть страшный, тетя. Пусть потом осудят, пусть грязью закидают – все равно все сделаю, чтобы Русь стояла. Понадобится – сама под кого угодно лягу. Понадобится – казню, куплю, войной пойду… перед Богом я сама отвечу. А уж с детьми-то подождать пару лет – дело и вовсе не сложное. – Травы пьешь? – И это тоже. И дни считаю, чтобы опасные пропустить. И уксусом пользуюсь. В гареме таких тайн много, ты же с Лейлой сама говорила, знаешь. – Знаю. – Страшно мне, тетя. Словно по ниточке над пропастью, да с грузом за плечами. Очень страшно. Что могла сделать царевна Анна? Только одно. Подойти и обнять племянницу. Крепко-крепко, как обнимала ее в детстве. И зашептать что-то глупое и ласковое. О том, что все будет хорошо, и справится со всем умничка Сонюшка, и всех плохих мы прогоним, а всем хорошим будет хорошо, и лето будет теплое, и дети будут бегать по траве босиком, и роза в цветнике зацвела… И проклятая царевна плакала, словно ребенок, выплескивая в истерике и тоску, и усталость, и страх. Завтра она будет сильной. Завтра. Сегодня же… спаси тебя Бог, тетушка Анна. Тетушка? Или – мама? * * * – Ну, каков улов, адмирал? – Две галеры, боярин! Павел Мельин недавно пришвартовался у пристани и был радостно встречен Ромодановским. Русские уже заполонили Азовское море, чувствовали себя в нем спокойно и свободно. Да и Черное постепенно осваивали. Пусть пока и ходили вдоль берега, чтобы чуть что – нырнуть под защиту своих пушек, пусть не слишком опытны были команды, но это ж нарабатывается. Зато все корабли оснащены пушками и имеют четкий наказ туркам в плен не сдаваться. Да и не собирались. Сколько порассказали бывшие галерные рабы – русские теперь зубами глотки турецкие готовы рвать были, лишь бы не попасть в полон. Да и не надо тех сражений. Научиться бы, сработаться, чай, дело новое, незнакомое… А вот турки иногда пробовали русские кораблики на зуб. По зубам же и получали, ну а официально… Был кораблик – да утоп. Неизбежные на море случайности, как тут еще скажешь? А нечего на торговцев нападать! – А народу там сколько? – Да с сотню турок. Пристроишь? – Как не пристроить! Дорога известная! На Русь, на Канал, а про выкуп забудьте. Сами-то вы не слишком милосердны к христианам были, вот теперь вам те слезки и отольются. – Есть ли с Руси новости? – А то ж! Государь наш шведов воевать отправился. – Шведов… – С этими Поль Мелье не сталкивался, но… – От нас чего надобно? – Чего надобно, того я пошлю. Деньгами, сам понимаешь. Война их в три горла жрет. – А корабли? – Пока вы туда дойдете, аккурат война кончится. Давно уж боярин и адмирал перешли «на ты», оценив друг друга по достоинству. – Ты все равно государю отпиши. Коли понадобится, все мы как один… – Отписал уж. Вояки… – А ворчишь чего? – Да Митька тоже просился в войско, едва отговорил… Поль мудро промолчал о том, что боярин и гордится приемным сыном, и боится за него – сам грешен. – Хороший сын у тебя, боярин. – Знаю. А вот ты покамест не знаешь, что он в твой дом зачастил… – И зачем?