– Другого ты не мыслишь? – поддразнил жену Иван, – а вдруг не мы, а нас? – Если рискнете проиграть – отдам вас в плен. Пусть кормят, пока бюджет не восполним. – Злюка. Софья показала брату язык. Пусть не по-царски, зато от всей души. – Кстати, ты почто Соковнина обидела, змеюка подколодная? Софья прищурилась. В глазах вспыхнули злые огоньки. – Хватило совести жаловаться? – А то ж! Софья насмешливо фыркнула. Оный Соковнин, Федор Прокофьевич, давно у нее как бельмо на глазу был. После Матвеева. Щуку-то съели, да зубы остались. Если его брат, Алексей Прокофьевич, отторжения не вызывал – пусть не гений, но и не подлец, – то Федор… – А кто пытался Володеньке в дядьки какого-то полоумного пьянчужку пристроить? Он что думал – Любава без защиты и помощи останется? Или просто дураком хотел мальчика вырастить? – Что там за пьянчужка? – Некто Никита Зотов. Дьяк, пьянь безмозглая… – Может, не знал он? – Весь мир знал, а он не знал? Да ко мне Адриан быстрее молнии прилетел, лишь бы я не прогневалась! – О как! – подивился Иван. В эти дела он даже не вникал. – А ты? – А я его вызвала и строго объяснила, что коли еще раз он хоть на десять метров к Любаве подойдет… – Им займется Ромодановский, на предмет связей с почившим Матвеевым и почившим же Хованским. Мало ли, вдруг не все заговоры раскрылись? А это явный заговор – вырастить ребенка тупым! А вдруг что? Отправишь его за границу, так там вши со смеху передохнут! – Он мне тут клялся и божился, что невиновен. Алексей явно посмеивался. Его устраивала ситуация, при которой Софья была страшной и злой, и вообще – чуть ли не штатным кремлевским чудовищем, а он – милым и добрым царем. Хотя, как отлично знал Иван, жалости у брата с сестрой на обоих чайной ложечкой не зачерпнуть было. – Вот и прекрасно. Пусть бы Ромодановскому доказал, – фыркнула Софья без особого настроения. – Тому докажешь, как же! Если Григорий Ромодановский отлично себя чувствовал в Крыму, то его родственник Федор Юрьевич нашел себя в Москве. И люди дрожали от его фамилии, зная, что страшнее врага не было и не будет у тех, кто на законную власть умышляет. При этом Федор был умен, хитер, понимал, где надобно остановиться, но если уж его спускали с цепи… – Кстати, а что у нас с Любавой? – Пока еще в трауре, но я думаю, это на полгода-год, – отчиталась Софья. – Она молодая здоровая женщина, так что надобно кого-нибудь приглядеть, чтобы не было скандала в благородном семействе. Алексей кивнул. Ну да. Хочешь хорошую команду – следи за всеми факторами. В том числе и за удовлетворенностью всех ее членов. Женщина без мужчины дуреет и звереет, мужчина без женщины бросается на первую же попавшуюся девку. Вот чтобы этого не произошло, надо работать. Пока получалось неплохо. – И кого ты хочешь для Любавы? – Да Ваську Голицына. А что? Ваня зашипел не хуже кота. – Вот еще! Соня фыркнула. Почему-то ее муж не любил Василия Голицына. А что она может сделать? Сказано же – любовник! Вот и притворяемся. Так ведь ничего больше и не было, кроме притворства! – Почему нет? Разыграем как по нотам. Получил у меня отставку, с болью в сердце переметнулся ко вдовствующей царице – что еще надобно? Он женат, она вдова… а как мужик он неплох, девочки хвалят. Опять же, остается в царской семье, через кого-то другого сливать информацию не придется. – А ты у нас останешься без штатного любовника? Непорядок, – нахмурился Алексей. Иван показал ему кулак. Государь обозрел представленное и фыркнул. – Неубедительно. – Поживу годик без любовников. Кстати, лучше пусть Васечка подсуетится, чем Сильвестр. – Кто? – Медведев, мальчики, Медведев. Что Алексей, что Ваня вспомнили монаха не сразу. – А что с ним не так? – Да лезет он всюду без мыла. Особенно туда, куда не пускают, – поморщилась Софья. И верно, оный монашек пытался пролезть в эксклюзивные наставники то к Катьке, то к Машке, то к Феодосии – зачем?! Вился вокруг Любавы, словно пытаясь зацепиться при дворе… не влюбился же? Смешно! – Да тут таких десять на дюжину, – хохотнул Иван. – Таких, да других. Сам понимаешь, бояре наши к власти тянутся, а все ж понимают, что царевна в жены им не достанется. А этот… Такое ощущение, что ему без любовницы царских кровей жизнь не мила. – А к тебе не… – Дражайший супруг, ко мне даже Васечка Голицын при всем его геройстве – не, – съязвила Софья. – Как он признался на конюшне в доверительной беседе с одной из своих любовниц, от моего взгляда у него только волосы дыбом встают, а остальное – опускается. – Плеть по нему плачет, – рыкнул Алексей. – Нет уж. Пусть Любаву обхаживает. А вот Медведев… – Да сдай ты его Ромодановскому – и вся недолга! Софья подумала… – Может, все-таки в фиктивные любовники? – Слишком умен, чтобы мы его удержали на цепи, – не согласился Иван. – Ученик Полоцкого, как-никак. Мы можем сильно подставить кого-то из своих людей, попытавшись использовать его. – Да, проще взять, все вытряхнуть, а потом в расход, – согласился Алексей. – Приказ подписать? – Пиши… Софье того и надо было. На Медведева у нее уже с полгода клыки отросли, но пусть брат считает, что решение принял он. Так-то… * * * Ульрика-Элеонора рассматривала милые девичьи безделушки. Ее детство, ее радости. Любимый некогда перламутровый гребень, медальон с прядью маминых волос, резная миниатюра из кости, засушенная роза (об этом даже не думать), тетрадка со стихами… Взять с собой? Почему бы и нет. Она знала, что происходит с покоями уехавших принцесс. Конечно, никого сюда не поселят, но… они словно бы умрут. Она и раньше это видела. Когда из покоев уходит человек, из них словно бы душа уходит. Что-то, что делает солнечный свет теплым, заставляет занавеси приветственно шевелиться, а фарфоровые фигурки улыбаться. – Рика? Ульрика радостно обернулась навстречу брату. Георга она любила. Пусть он был мягким и уступчивым, пусть. Но зато он был теплым и домашним. И любил сестру. Разве этого мало? Для королевской семьи так и с избытком. – Братик! Посидишь со мной? Георг послушно опустился на софу.