* * * Феодосия Морозова была грустна. Не радовала ее жизнь, совсем не радовала. Забыла женщина, как волосы на себе рвала после смерти мужа, как над Ванечкой тряслась – вырос сынок. И еще двое подрастают от Матюши, от любимого. Муж управляющим у нее стал, делами ведает, денег Бог послал – за сто лет не потратить, младшие детки здоровы, в грехе они с супругом не живут – тайно венчаны, сын и словечка против не сказал, а все ж беда. Нет, не такой жены она хотела для сыночка. Царевна Софья. Что может любая мать сказать о своей невестке? Что та забрала у нее сына. Точка. И ведь верно – забрала. Вот не женился бы Ванечка на царской сестрице, нашел бы себе кого другого… Феодосия на миг представила, как бы это выглядело. Сынок по-прежнему оставался бы царевым ближником, но возвращался бы по вечерам домой, не ночевал в Кремле, не мотался, может быть, по всей стране за государем или за его сестрицей, а приходил бы, мать целовал. Другая бы ему уж и деток родила, а царевна ровно до ста лет жить собирается! Ни словом, ни звуком! Дела брата ей важнее, чем семья! Сын об этом с гордостью говорит, а мать-то слушает с ужасом! Ни вышивать, ни домом заниматься, ни детей рожать – царевна то в Дьяково, то в Новгород, то в Суздаль, то еще куда… Государь приказывает – она и едет! И Ванечка с ней! Разве ж это нормально для женщины?! И сын с этим мирится, ничего неладного не видит! Присушила она его, как есть присушила. – О Ванечке думаешь, сердце мое? Матюша вошел тихо-тихо, ровно котяра громадный, подкрался сзади, руки на плечи положил, у Феодосии так сердечко трепетом и зашлось! А ведь не молодка уже! – Да, родной мой. – А ты не беспокойся за него, мальчик счастлив. – Да разве ж будет он счастлив? С этой… – Царевной? Феодосия прикусила губу, чтобы не сказать лишнего, но муж понял. И покачал головой. – Ты и сама знаешь, что напраслину на нее возводишь. Она за твоего сына и убьет, и умрет… – А за брата и того раньше. – Не за брата, за государя земли Русской. Как и нам надлежит. Только для нас мелкие домашние дела важнее, а Софья все без остатка брату отдает. И Ваня тоже все отдаст ради служения государю. Разве плохо то? – Я его почти не вижу! – Вырос мальчик, сердце мое. Вырос. Не ревнуй, у тебя младшие есть. А ему пора уж крылья расправлять и свое гнездо вить. – Вот и вил бы… здесь! Разве ж плохо? Терем пустой! – Неуж вы бы с Софьей под одной крышей ужились? – Матвей подсмеивался, но так беззлобно, что женщина и не подумала обидеться. – Нет. Наверное, нет. – Терем бы по бревнышку раскатали, знаю я тебя. И царевну знаю – кремень. Не ужились бы вы, огня было бы… А Ваня сгорел бы в нем, что пук соломы. Вы бы душу ему надвое разорвали. – Я?! Своему сыну?! Никогда! – Отпусти его, родная. Отпусти. Мальчик вырос. Матвей не спорил, просто шептал, а Феодосия все сильнее осознавала, что он прав. И отпустить придется. Может, и не идеальная жена Софья, да ведь любит ее сынок. И она его тоже любит… Ваня, считай, третий человек в государстве сейчас. Государь к сестре прислушивается да к Ивану! А все же… Нет! Нет идеальной невестки для свекрови! Матвей понял чувства супруги по подрагиванию ноздрей, по сдвинутым бровям, но больше спорить не стал. Феодосия не глупа. Может, Софью она и не полюбит, но гордыню смирит. А где осознание, там и понимание. Где понимание, там и мир будет. Дайте лишь время. * * * Император всея Римской Империи Леопольд Первый писал письмо. Скользило перо по дорогому пергаменту, не по бумаге. Хотя и стоило бы… Кому писать! Этой твари, которая мутит венгров, подбивает их на беспорядки, даже сумела отколоть кусок его личной территории… этому Текели! Да будь его, Леопольда, воля, болтался бы тот в петле! И самое ему там место было бы! Но не сейчас… Не когда к границам его страны идет турецкое войско. Громадное! И… Леопольду было страшно. Он уже не вспоминал, что такое же, даже больше и страшнее, войско двигалось на Польшу – ну так ничего, отбились… но кого волнуют эти варвары? Пусть только попробуют не прийти на помощь! Негодяи… Он вежливо писал, что Австрия, конечно, может признать суверенитет – и даже даровать Имре княжеский титул, но… пусть тот подтвердит свою преданность – делом. Например, первым встанет воевать с турками. Не пропустит их через свои земли. В конце концов, Вашварский мир еще не окончился! Так что… подлость сие! И бесчестие падает не только на головы турок, но и на головы их пособников. Союзные войска еще не пришли, так что Леопольд хватался за соломинку – и отчетливо понимал, что могут ведь и не успеть. И вряд ли его что-то спасет. Германские княжества? Венеция? Он писал всем – и отчетливо понимал, что может, еще как может проиграть. А в политике проигрыш не прощается. * * * – Ежи! – Ян! Ясновельможные паны крепко обнялись, не обращая внимания на разницу в состояниях. Подумаешь – один чуть ли не богаче короля, а второй вынужден жить на Руси, потому что дома ему сейчас будет… тяжко. Главное – воинская дружба, а она их соединила накрепко узами симпатии и взаимного доверия. – Как дела, друже? – Пока не жалуюсь. – Ян усмехнулся. – Мы с Еленой недавно повенчались. – Да что ты! Радость-то какая… – Только это втайне. В королевской часовне, свидетелями их величества были… Елена непраздна. – Ян, так это ж замечательно! – То верно, да мы на войну уходим. Случись со мной что – она пани Собесской останется, не русской девкой. Сам понимаешь. – Шипят наши гады? То есть паны? – Шипят. Ян поморщился, что не укрылось от взгляда Ежи. – И у меня Бася тож… второго ждем. – Ну, поздравляю! Как только ты решился ее оставить… – Она сейчас в Дьяково, не в Кремле. А там царевна Анна всем нынче заправляет. Царевна Софья теперь рядом с братом днюет и ночует, тяжко государю. А вот другие царевны поразъехались. Царевна Анна в Дьяково, царевна Татьяна в Крыму с мужем… – Вот уж где дело невиданное! Царевна да простой казак, чуть ли не вор… – Э, нет. Род Разиных – тоже древний. Да и то сказать – необычно уж то было, что царевны замуж повыходили. А коли дала та стена трещину, так уж и не важно, речная ли вода льется, озерная ли… все одно пить можно. Что Ордин-Нащокин, что Разин многое для Руси сделали. Вот и награду получили по заслугам. – Да… – Но и тебе ж грех жаловаться? Государь тебя не обижает, вести доходят…