Отлично. Двадцать из них идут работать. Хотите, чтобы они только Богу молились? Тогда платите налоги. Те же двадцать процентов. Обычно настоятели выбирали ручной труд. Кстати, много послушников после этого решали остаться в миру. Смотрели на настоящую боль, сравнивали с ней свои проблемы, принимали более осознанные решения. Впрочем, эта вряд ли передумает. После разозленного некроманта. – Что с больной? – В себя не приходила. Бредит, – отчиталась монашка. – Температуры нет, судорог нет, несколько раз я ее поила… Рядом с больной на тумбочке стоял серебряный кувшин с начертанными на нем молитвами. Как ни шипели те же некроманты, но лучшим средством для пострадавших от проклятия была и оставалась святая вода. Понятно, после того, как проклятие сняли. Если ей отпаивать больных, они восстанавливались намного быстрее. Некроманты, правда, что-то говорили про серебро, но что с них взять? Ясно же, темные маги. – Хорошо. Оставьте нас. Монашка послушно выскочила за дверь. Хавьер подошел к Вирджинии, привычным жестом поднял ее веко, вгляделся в зрачок… – Я сейчас попробую подпитать ее силой. Риалон, у тебя буквально три минуты, понял? – Да. Спасибо, Карраско. Хавьер только кивнул. Сильные пальцы с коротко остриженными ногтями легли на виски Вирджинии, надавили. Амадо на миг показалось, что с пальцев Карраско потекла плотная, почти осязаемая чернота, впитываясь под тонкую кожу с синими прожилками вен… просто показалось. Резкий вздох – и Джинни дернулась, открыла глаза. – Где… что?.. Амадо шагнул вперед, привлекая к себе внимания. – Джинни, Серхио Вальдес передает вам привет. Джинни выдохнула и явственно расслабилась. Что бы там ни было в ее жизни – первая любовь точно не заржавела. – Серхио… – Что вы последнее помните? Два дня назад на вас было совершено покушение. Амадо почти видел, как Джинни пытается что-то вспомнить. Как работает ее разум. – Мы ужинали. Дети ушли спать, мы с мужем сидели в кабинете… – глаза Джинни расширились. – Да… вошел мужчина. – Знакомый? – быстро спросил Амадо. – Муж его точно знал… он назвал его Сесаром. Сесар сказал, что за предательство наказание – смерть. – И все? – Потом я ничего не помню. Нет, не помню… Джинни выглядела откровенно усталой. Амадо коснулся ее руки. – Все в порядке. Ваши дети здоровы, они у бабушки и деда, вы тоже скоро поправитесь. Если тан Вальдес придет вас навестить – не откажете? – Нет… – Тогда спите и отдыхайте. Амадо улыбался ласково, и Джинни откинулась назад. Все в порядке? Да, наверное… дети, Серхио… о ком она не спросила? Кажется, что-то важное было упущено, но что? Нет, не припомнить… сон уже мягко укутывал Джинни в свои теплые объятия. Глаза закрылись, и женщина снова уснула. – Счастливая семья. О муже она так и не спросила, – хмыкнул рядом Хавьер. Амадо пожал плечами. Счастливая? Или… Он помнил свою маму. Ритана Барбара и не подумала бы спрашивать о муже. Что бы ни случилось. Альба и он… Тут тоже сложно. Умри он – и кто оплачет его смерть? Отец? Тони? Они некроманты, для них это просто этап жизни. Жена? Сын? Отнюдь. Они не плакать будут, а злиться, что денег меньше станет. И кто? Для Амадо эта ситуация была совершенно обыденной. Хавьер вспомнил кое-что из истории семейства Карраско и вздохнул. – Вот же ж… жизнь! И в первый раз Амадо посмотрел на стоящего рядом мужчину с пониманием и сочувствием. Действительно. Вот же жизнь! И что это за Сесар такой? Куда его приткнуть и что с ним сделать? Глава 5 – Кто-кто? Завтрак в семье Ксаресов – мероприятие крайне протокольное и церемониальное. А еще церемонное и замороченное. Все спускаются вниз, как положено, одетые в приличествующую случаю одежду, не допускаются никакие халатики или домашние костюмы – это только для своих личных спален. А пред очи патриарха семейства извольте явиться, как полагается. Прически – для женщин, выбритые лица для мужчин – тан Ксарес-старший, Патрисио Эудженио Ксарес не терпел бород. Наверное потому, что у него борода не росла. Он честно старался. Ах, как хорошо было бы к его седым волосам еще и бороду. Такую, коротенькую, но окладистую, вальяжную… щщщщщас, сказала вредная судьба. То, что росло на лице у благородного тана, могло порадовать разве что козла. И то неприхотливого. А если так… и ведь что обидно-то? Вот у старшего сына борода была вполне себе симпатичная, и у среднего. А он… Перебьются! Ему нельзя – и у них не будет! И усов уж тоже, до кучи! А если уж посплетничать шепотом, между своими, то и благородную седину… эээээ… неблагородную лысину тан честно маскировал огрызками благородной седины. И закреплял их парикмахерским воском. Каждое утро. Достаточно долго. Не повезло ему. Лысеть благородный тан начал лет семь назад, да так некрасиво, проплешинами… оставалось только скрипеть зубами и покупать у парикмахера накладки. Но кажется, и до париков скоро дело дойдет. Пока все спускаются, тан Ксарес проглядывает утреннюю газету. И там-то… – Отец, ты уже видел? – уточнила одна из дочерей. – Мне кажется, это дети Хулио… В коротенькой заметке репортер воспел красоту Алисии Катарины, которая прибыла из Колоний, чтобы поискать супруга в метрополии. Разумеется, за приличной юной ританой приглядывает ее брат. Тоже неженатый, девушки, обратите внимание! Такое счастье кому-то достанется! Молод, красив, неженат, благороден, с деньгами, а главное-то что? А то! Свекровь у вас будет в Колониях! Вы – тут, а она вовсе даже там! Вот оно счастье-то! Светские сплетни, дело совершенно житейское. Развелся – женился – влюбился – встречается… надо же чем-то заполнять колонку? Надо. Чем Алисия Катарина хуже прочих? – Хулио, – сдвинул брови патриарх семейства. О блудном сыне он вспоминать откровенно не любил. И… будем честны! Вот если бы Хулио разорился, стал калекой, приполз на костылях к родительскому порогу… о, тут бы Патрисио Эудженио покивал с умным видом и вальяжно произнес: я же тебе говорил. Конечно, помог бы. Но все-таки… приятно осознавать, что ты умный, прозорливый, всеведущий. Противный сын лишил отца такого счастья. Сын не приполз. А девушка и юноша на фотографии выглядели его копиями. И были достаточно богато одеты, и улыбались, и явно радовались жизни. Феола и тан Анхель, как сидящие сзади, в объектив не попали, да и репортер упоминал только про тех, о ком его попросил друг Рауль. И что ты будешь делать? Вот что? Первым пойти на поклон? Вот еще не хватало! Послать кого-то из родных? Ну… так можно. Это не в ущерб чести. А кого? А вот хотя бы и дочь, если уж она рот раскрыла… чего она? Пусть идет и наводит справки, не самому ж патриарху семейства работать? Он свое дело сделал, детей наплодил, пусть теперь они отдуваются!