О том, что случилось, она не сожалела. Но когда герой объяснил, что не сможет на ней жениться… Девушка обиделась. В раю разразился даже не скандал – буря! Ураган! Торнадо! Что ни перечисляй – даже цунами не отражало истинной Сашиной ярости. Из имения она уезжала с твердой уверенностью, что лучше ее Витеньки никого нет. И только потом поняла, что непраздна. Даже не сама, мать разобралась. Скандал разразился вторично. Но… убивать ребенка было нельзя. Это грозило бесплодием в дальнейшем, да и церковь такие развлечения не одобряет. Нежеланный ребенок? Роди да и отдай в храм. Без тебя вырастят, хоть и в приюте. Может, монашка будет или монашек, может, еще кто, хоть и крестьянином станет… да все – живой. Положение спас сам Виктор. * * * Бывают и такие сказки. Нельзя сказать, что Витя был сильно влюблен в свою невесту. Так… слегка. Красивая, умная, с сильным характером – самое то, чтобы быть спокойным и за свой тыл и за своих детей. Главное, характер есть. Не задурит, случись что, не спустит все на глупые хотелки, не приведет мужиков… здравый смысл в действии. А вот дикой любви у Вити не было. Поэтому, когда ему рассказали про загул невесты до свадьбы… Злился ли он? Да нет. Скорее это было… неудобство. Он тоже не был девственником, так что невесту понять мог. Но первенец – от другого мужчины? Витя не знал, хватит ли у него благородства воспитать ребенка как своего. Но… Поторговался с Сашиными родителями, чуток увеличил приданое да и женился. А чего тянуть? Так-то можно все на молодость списать, не дотерпели чуток до свадьбы. А ежели ребенок через месяц после свадьбы родится, это уж слишком будет. После бракосочетания молодые уехали к себе в имение, вернулись только через полтора года. Ребенок, да… Маленький Саша оказался… Виктор и хотел бы ревновать или не любить малыша, но… Саша оказался копией своей матери. От отца в нем если что и было, то незаметно, да и не особо Виктор знал Сергея Храмова, так, пару раз видел издали. Витя вдруг, неожиданно даже для себя, стал воспринимать мальчика как своего старшего сына. Родного и любимого. А что? Не та мать, что родила, та мать, что вырастила. Так ведь и к отцу это относится! В полной мере! Он с удовольствием занимался ребенком, мог поиграть с ним, повозиться, показал ему буквы, нашел своих старых солдатиков… и года через три понял, что у него просто есть еще один сын. А кто там был… А наплевать! Александр – его сын. И точка. * * * – Ваша история почти правдива, Мария Ивановна, – улыбнулся мне «колобок». – Так вот и получилось. И я рад, что все мои дети похожи на мать. И красотой, и умом. Я потерла лоб. Что ж, у треугольника три стороны. А у квадрата и вообще четыре… думаю, настало время рассказать еще одну сказку. В изложении Храмова это выглядело немного иначе, но я сочла за лучшее немного сместить акценты. Терять близких – тяжело. И те, кто поумнее, молят Бога не о богатстве и власти, нет… они молят его о жизни и здоровье. Для себя и своих близких. А остальное… Если есть жизнь и здоровье, можно сделать – все. Заработать, украсть, найти клад, да что угодно! Дайте лишь время и силы! Потеряв жену и сына, Сергей Храмов… не сломался. Но надломился, и сильно. Стержень в нем треснул. Любовница исцелила его и дала возможность выйти в бой с новыми силами. Или хотя бы искать смерти в бою, не от бутылки… А вот связать с кем-то свою жизнь… Храмова тупо кинуло из одной крайности в другую. Теперь он боялся кого-то потерять. Ему так было легче. Если он своего сына не видел ни разу, значит, сына у него и нет. Десять лет нет… Пятнадцать лет нет… Кадетский корпус? Вот тут Храмов и не утерпел. И взглянул на сына впервые. Увы, мальчик оказался совершенно не похож на него. И все же, все же… Сергей Никодимович решил принять участие в судьбе своего отпрыска. Он отлично понимал, что являться и возглашать: «Сынок, я твой настоящий папа, обними же меня!» – попросту глупо. Пошлют его с такими предложениями, куда Макар телят не гонял. Являться к бывшей любовнице? С тем же результатом? Тут кому-то летающих ваз не хватает? И бабских истерик? Ну-ну… А вот незаметно поучаствовать в распределении… помочь с выслугой, проследить, чтобы его сына – официально сына мещанина, купца, – не затирали… Это Сергей Никодимович мог. И сделал. Такова середина истории. А ее конец… Когда Храмов понял, что умирает, он решил таки щелкнуть по носу своих родственников. Он уходит, он больше никого не потеряет, а его наследник… Сын? Внук. Его кровь, его родное существо, чего греха таить, для него это было важно. Мне сделали предложение – и я согласилась. Так и появился на свет Андрейка. * * * – А меня в известность поставить никто не собирался? – проскрежетал Благовещенский. Глазами он сверкал так, что можно было вместо маяка ставить. Но сдерживался, надо отдать ему должное. – Зачем? – удивилась я. – Вы провели ночь с красивой девушкой, неприятных впечатлений у вас не осталось, ну а последствия… их тоже расхлебали без вас. Не случись этой встречи, так и прожили бы вы себе спокойно еще сорок лет. – И никогда бы не узнал о сыне? За следующие слова мне хотелось себя укусить. Но… из песни слова не выкинешь. А прояснить этот вопрос было необходимо. – Смерть дочери у вас не вызвала таких эмоций, как рождение незаконного сына. Александр мертвенно побледнел. И, судя по движениям рук, представил, как сворачивает мне шею. Но, к его чести, сдержался. Сделал глубокий вдох, выдохнул… – Настало и мое время рассказывать сказки, да? – С удовольствием послушаю, – кивнула я. Четвертая сказка получилась тоже грустной. Детство у Александра было замечательное. Родители не стали скрывать от него правду, поговорили с ним, когда мальчику было лет десять, открыли ему секрет, но это ничего не изменило. Даже зная о своем происхождении, он не сильно задумывался. Какая там разница, кто его сделал, если есть все нужное для счастья? Самый лучший отец в мире. Самая любящая мать.