Элайна затрясла головой. – Право? Арон, какое право!? Право быть убитым? Если узнает Атрей, Далану не жить! Аргумент был вполне весомым. Мужчина подумал пару минут, но потом покачал головой. – Я не говорю, что Далан должен заявлять свои права, но знать он обязан. Лайни, мы сами заварили эту кашу, теперь надо сделать все, чтобы никто не пострадал. Элайна всхлипнула, но смирилась. А что ей еще оставалось? Семейство Даверт Эттан Даверт торжествовал. Сидящий перед ним человек… хотя нет. Даже избитый, измученный, в цепях и каком-то рубище, магистр Шеллен оставался – Магистром. С большой буквы, так-то. Столько в нем было спокойного достоинства, столько уверенности в себе… Шеллена и пыткой не сразу сломаешь. Да и вообще, есть ли у него какие-нибудь слабости? Вот про себя Эттан знал точно, его слабость – это власть. Если бы на глазах Преотца резали его детей, он бы и ухом не повел. Подумаешь, дети! Их Вальера хотела, не он! Он только придумал, как их лучше использовать. А что у Шеллена? Люди все разные. Кого-то можно сломать деньгами, кого-то семьей, кого-то болью, а чем можно сломать магистра? Чем? Шеллен не собирался облегчать работу своему оппоненту. Смотрел с насмешкой. В серых глазах играли золотистые искры, губы насмешливо улыбались. Светло-русые волосы раньше были завязаны лентой в хвост, но сейчас ленту забрали, и они падали на широкие плечи грязными патлами. Кое-где в них проблескивала седина. И все же магистр молчал. Не ругался, ничего не требовал, не… Эттан чуть поморщился, подумав, что надо сделать внушение тюремщикам и палачам – плохо выполняют свою работу. Магистр должен был ползать перед ним на коленях, просить о милости, а он… Ладно. Губы Эттана изогнулись в улыбке. – Теперь вы не так заносчивы, Шеллен? Молчание. Только насмешливый взгляд серых глаз в ответ. – Ордена больше нет. Если кто и остался, скоро их найдут и разорвут в клочья… Думаю, что и вы мне больше не нужны. И вновь молчание. – Так что можете изображать из себя кого хотите, Шеллен. Выиграл все же я. Вы умираете, я остаюсь… По устам магистра поползла змеиная ухмылка. – Ты, Даверт, еще позавидуешь мертвым, – разомкнул он губы для проклятия. И замолчал. Что бы ни говорил, все больше распаляясь, Эттан Даверт, что бы ни делал, ответом ему было насмешливое молчание – и только. Наконец Преотец приказал страже вернуть мерзавца Шеллена обратно в тюрьму, а сам упал в кресло, глядя в стену. Что-то было не так! Решительно не так! Но что? * * * Если бы Эттан увидел магистра Шеллена в камере, он бы мигом взял обратно все свои слова и подозрения. Пора-зился бы он, скорее, выдержке своего противника. Магистр вошел в камеру как король, медленно опустился на охапку соломы в углу, вытянулся, замер… Это то, что видели тюремщики. А то, чего они не видели… Лицо магистра было повернуто к глухой стене и надежно скрыто полумраком. И по щекам его ползли слезы. Одна за одной, сливаясь в теплые соленые дорожки. Сколько же лет он не плакал? Пожалуй, что с похорон матери. Тогда ему было десять лет, но Шеллен уже был настоящим Атреем. Мудрым, серьезным, любящим книги… и очень мягким. Он не мог постоять за себя, он не мог ругаться, спорить, драться, отстаивать свое мнение, плести интриги – это все пришло потом, когда в их доме появилась Жинетта Слэйн. Дочь небогатого барона отличалась удивительной красотой и таким же гадючьим характером. Выжить пасынка из дома? О, сразу она бы с этим не справилась, все же отец любил своего сына, но постепенно, слово за словом, капля за каплей, немного яда тут, немного злобы там… и Шеллену стало казаться, что даже камни родового гнезда дышат ненавистью и местью. А отец не мог защитить его. Атрей. Кит, и этим все сказано. Шеллен сбежал из дома, когда ему исполнилось пятнадцать. И что там творилось, он и по сей день не знал. Он забрал то, что принадлежало ему по праву: родовые реликвии, кольцо и медальон, чтобы отец не смог передать их отпрыску Жинетты – некоторая мстительность свойственна и китам. Взял немного денег – и отправился познавать мир и искать в нем свое место. Ему пришлось постранствовать, он многое приобрел, многое потерял, но потом нашел свое призвание среди рыцарей Ордена Моря и, неожиданно даже для себя, стал выбиваться наверх. Не специально, просто так получилось. Власть – вредная и своенравная штука, чаще всего она идет в те руки, которым не нужна. Даже будучи главой Ордена, Шеллен не изменил себе. Ему интересно было собирать знания, накапливать их, изучать нечто новое, преумножать богатство Ордена… Ему и в голову не могло прийти, что однажды… что подлость Эттана Даверта достигнет таких чудовищных размеров. И как в такую страшную ложь поверили люди? Хотя чему тут удивляться? Чаще всего верят именно в такое. Чем неправдоподобней выдумка, тем быстрее воспримут ее люди. И все же… Именно он, Шеллен, не справился. Не предусмотрел, не уберег, не… По его вине погибли рыцари. Его братья… Погибнет и он. Это знание он вынес сегодня из кабинета Преотца, глядя в злющие глаза. А раз так… Есть ли смысл скрываться, прятаться, отказываться от своего имени и… сына? Да, сына. Арден милосердный, Мелиона Милостивая, хоть бы с Даланом все было в порядке. Или… как учили в детстве? К силам Моря взываю, молю о милости матери к детям своим… Шеллен готов был на все, лишь бы уберечь ту веточку, которая пошла от родословного древа. Для герцогов, кстати, не такое уж большое значение имела родословная, встречались там и бастарды, но – их крови. И Далан, его сын, после смерти имеет все права на герцогский титул. Если Элайна расскажет ему. Ах, Лайни… На что же я разменял свою жизнь? Прятался в Ордене, вместо того чтобы забрать тебя с сыном, увезти далеко-далеко, нарожать еще детей, хотя бы и на Маритани… я боялся. И ценой моего страха стали жизни людей. Будь оно все проклято! Будь проклята моя глупость, моя нерешительность, моя слепота… Неужели настолько меня напугали в детстве, что я стал бояться жизни?