Лизетта схватилась за голову. – Алекс! Ох! Как же… Джок! Пошли за повитухой, пожалуйста! Хоть весь дом обшарьте, только помогите! – Она… а… это… – весьма глубокомысленно выдал Сэм. Кто-то выругался. – Пошлите за повитухой! – заорала Лизетта. – Бегите к Маготте! И кто-то из мужчин вылетел за дверь. Стоило ли говорить, что о рыцаре все благополучно забыли. По дому зайчиками носились слуги, то грея воду, то подавая простыни, которые Лизетта предназначила для пеленок, то устраивая родильную залу, сама Алаис держалась за живот и стонала так, что проняло бы даже крокодила… плакал бы он вдвое больше, это уж точно. Потом вцепилась в Джока и принялась умолять не уходить – мол, когда рядом такой сильный мужчина, с ней точно ничего плохого не случится… Кажется, бедолага готов был выпрыгнуть в окно. К моменту прибытия повитухи мужчины мечтали только о том, чтобы покинуть слишком гостеприимный дом. Повитуха мигом навела порядок, цыкнула для виду на Алаис – и принялась распоряжаться. Женщины перевели дух. Пронесло? Кажется, да. А Алаис подумала, что еще не родившись, одной свое-временностью, ребенок спас человеку жизнь. Хорошее начало. * * * Рожать – это больно? Не-ет, это очешуительно больно. Ощущение такое, что снизу из тебя пытаются вытащить глобус. А ты вот – сова[12]. Орала Алаис так, что люстры дрожали. И повитухины увещевания не помогали. Больно, мать, мать, мать!!! Таламир, сука, чтоб в тебя так влезло, как из меня вылезло!!! Единственное, на что хватало Алаис, – не выдавать себя, но материлась она так, что конюхи под окнами заслушивались. Сразу ясно – не деревенщина какая, образованный человек! Эк выплетает! И когда натяжение стало вовсе уж нечеловеческим, а потом из присевшей на корточки Алаис (она бы и на четвереньки встала, чтобы легче было), выскользнуло нечто мокрое, окровавленное и отчаянно орущее, она даже сразу не поняла, что почти все закончилось. Еще усилие, уже минимальное по сравнению с предыдущим, – и вот выскальзывает послед, а Алаис подхватывают и разрешают лечь, принимаются перевязывать пуповину… – Послед покажите! – скомандовала она. – Не ребенка? – удивилась повитуха. – Послед, – скрипнула зубами Алаис. Выглядело весьма неаппетитно, но вроде бы все цело, и это неплохо. Знала Алаис, как горячка начинается, из-за… остатков. Конечно, она не представляла, как должна выглядеть нормальная плацента, и тем более не представляла, что надо сделать, чтобы извлечь остатки, но… – Мальчик! – объявила счастливая Лизетта. Алаис прикусила губу, а потом протянула руки. И на них медленно опустилось нечто верещащее во всю мощь легких. – К груди его поднеси, к груди, – подсказала повитуха. Алаис повиновалась – и малыш, словно поняв, что от него требуется, повернулся к соску, впился покрепче и принялся сосать. На маленьком личике больше всего выделялся упрямый подбородок, глаза были закрыты, выражение упрямое и сосредоточенное… – Какой-то он мелкий… – В самый раз, – авторитетно заявила повитуха. – И на клопа похож, – размышляла Алаис, – такой же… сосущий. Женщины переглянулись и заулыбались. Все нормально, все в порядке, бабы после родов и не такое несут… – Как назовешь? Алаис подумала пару минут. Родовые имена Карнавонов она знала, только вот… не много счастья они принесли герцогам. И Алаис было плохо в той семье. Назвать в честь отца из того мира, почти уже ставшего сказкой? Можно, только вот такого имени она здесь не слышала. В честь папаши малыша, Антом? Ну уж – нет! – Эдмон. – Эдмон? – Так звали капитана, который привез сюда нас с Даланом, – пояснила Алаис. – Эдмон Тан. Красиво… А еще Эдмона Дантеса, графа Монте-Кристо. – Полностью будет Эдмон Дантес Тан, – подвела итог Алаис. – Вот и чудненько, завтра и жреца вызовем, чтобы обряд провел по всем правилам, – согласилась Лизетта. Алаис кивнула, подумав, что надо будет отнести ребенка к Морю. По обычаям древних родов, мать три раза окунала ребенка в морскую воду, на заре, в заводи для обрядов. Но Алаис подозревала, что сойдет любое Море. И кстати – неглупо. Морская вода, если пляж галечный, а вода чистая, отлично дезинфицирует пупочную ранку. Слова она помнила, конечно, произносить их должен был отец, но Карнавон-то – она? Ей и ребенка в род вводить. И надо будет сделать все по правилам. Наевшись, свеженареченный Эдмон Дантес лежал смирно и, кажется, собирался поспать. Сверток забрали у Алаис, уложили в колыбель, и Лизетта лично поправила ей растрепавшуюся косу. – Поспи… – А… это? – Следующей ночью. Я тебя разбужу, если захочешь. Алаис кивнула и отключилась. Спать хотелось зверски. И горло саднило… Между прочим, не так просто она орала. Любые преследователи рыцарей Ордена проходили мимо дома, слушали истошные вопли, уточняли, кого бьют, получали ответ, что тут роды, и быстро-быстро улетучивались, справедливо полагая, что роженица никого прятать не будет. Ошибались, конечно, но Алаис с Лизеттой никого просвещать не рвались, им и так забот хватало. Хорошо хоть, отбились. * * * Пока Алаис спала, Лизетта прошла на первый этаж. Зашла в кладовку, подошла к неподъемному, казалось, шкафу, который стоял тут с начала времен, хмыкнула, выдвинула верхнюю полку и как-то по-хитрому потянула ее вверх и от себя. Шкаф даже не скрипнул, открываясь. Лизетта не врала, она контрабандой не занималась, а вот Арон иногда грешил, бывало, да… Так что и петли были смазаны, и комнатка не заброшена. Рыцарь Ордена Моря Стэн Иртал сидел с мрачным видом. Ждал то ли убийц, то ли еще чего похуже, но и на Лизетту посмотрел без особого восторга. – Кушать хотите? – светски поинтересовалась женщина. – Перед казнью? – Да чего уж сразу так – казнью, – обиделась Лизетта. – Все ушли. Искали вас, не нашли, решили, что прозевали, или вы не туда свернули… бывает. Стэн ощутимо перевел дух. – А… крики? – Алекс рожала. Мальчика. Эдмоном назвали. Я сейчас вам принесу покушать, ведро принесу для нужных дел, насчет одежды подумаю. Деньги у вас есть? – Да.