Элайна Шедер – вся аккуратная, лощеная, ухоженная, в безукоризненно модном платье, с элегантной прической и прохладными манерами. Лизетта Шедер – невысокая, кругленькая, как колобок, волосы вьются кудряшками и выбиваются из прически, карие глаза светятся веселыми искрами, носик задорно вздернут – и никогда ей не дашь ее сорока лет! Столько в ней жизненной энергии, столько силы… Платье помялось, оборку надо бы пришить, но Лизетта совершенно не обращает на это внимания. Кажется, ее намного больше занимает книга на столе, чем явившиеся гости. Неудивительно, что они с Элайной не дружат. А вот Далан так и жмется к тетке, которая уже успела угостить его кексами. Вкусными… Алаис здесь уже нравилось. * * * Вечером из дома Шедеров к кузине Лизетте доставили ее вещи. В том числе и гаролу. Лизетта прищурилась на музыкальный инструмент. – Умеешь? – Спрашиваешь! Алаис и Лизетта, спровадив облегченно вздохнувшую Элайну, переглянулись с улыбкой и принялись знакомиться. Дружно решили, что Алаис будут звать Алекс, а та может обращаться к хозяйке «тетя Лиз», ее все так называют. Родственница так родственница. Обнаружили, что Алаис обожает книги и сама многое читала. Что Лиз с удовольствием слушает сказки и истории. Что кошки принимают Алаис как родную, стало быть, человек она хороший. Что шитье и вышивание недолюбливают обе, примерки у портних считают злом. А модничанье… это хорошо, но не постоянно же! Что Элайна Шедер слишком чистенькая, красивая и правильная. И в ее присутствии жутко хочется или почесать попу, или поковырять в носу. А подобное совпадение интересов и мнений гарантировало женщинам спокойную совместную жизнь. Алаис подарила Лизетте длинную нитку розового жемчуга с Маритани и окончательно была принята в стан «своих». Оставалось спокойно жить и дожидаться родов. Спокойно… Нет, это слово было сказано не для Алаис и Лизетты. Началось с того, что Алаис принялась по вечерам устраивать мини-концерты, только для своих – Лизетты и слуг в количестве шести штук. Потом слуги принялись приводить своих родных, прятать их в саду и подслушивать. Увидев такое дело, Алаис и Лизетта переглянулись – и разрешили сидеть на кухне. С открытой дверью, конечно… На пару десятков дней этого хватило, а потом слуги пришли к ним на поклон. Мол, так и так, песни у вас душевные, а истории жутко интересные. Мы все понимаем, не для нас вы все это поете-рассказываете, но нельзя ли… Алаис красноречиво показала на свой живот, который уже начал округляться. Не с таким устраивать концерты для широкой общественности. Слуги замахали руками. Мол, все мы люди, все осознаем тонкости текущего момента, а потому… Тут буквально в пяти минутах ходьбы есть небольшая таверна. С хозяином договорятся, госпожу сопроводят и туда, и обратно, и если она соблаговолит скрасить вечера бедолаг… Алаис вздохнула, переглянулась с Лиз – и махнула рукой. Каждый вечер две женщины отправлялись в таверну. Алаис удобно устраивали в большом кресле, укутывали пледом, приносили чашку с ягодным морсом или компотом, и женщина принималась рассказывать. Иногда ее больше тянуло к историям, иногда – к музыке. Успехом пользовалось все. Лиз располагалась в уголке и тоже получала удовольствие. Это в молодости можно беззаботно пожимать плечами в ответ на заявления вроде: «останешься одна – заплачешь, да поздно будет» или «пожалеешь ты потом о своей глупости». Молодость никогда не поверит грустным предсказаниям. А вот когда подкрадется на мягких лапках старость, когда посмотришь в зеркало и заметишь седые волосы, когда очаровательная улыбка вместо ямочек на щеках покажет морщинки – тогда и попомнишь предсказателей. Не каждый день, нет. Но по вечерам иногда бывает так тоскливо! Пусть одиночество скрашивают книги и племянники, все равно – этого мало, мало… И ни один, даже самый теплый, плед не поможет согреть замерзшую душу. Александра Тан, она же Алаис Карнавон, появилась как нельзя вовремя. В доме Лизетты Шедер опять стало шумно и весело, испуганное Алаис одиночество удрало куда-то в неизвестность и не объявлялось, а теперь еще и посиделки в трактире… Лизетта знала, что это не слишком подобающее поведение для благородных дам. Но кому какая разница? Она всю жизнь жила как хотела, не ради того, чтобы на старости лет оглядываться на окружающих! Для репутации Александры урона нет – она с Лизеттой. Для репутации Лизетты… ее репутации тоже вряд ли что-то повредит. А Шедеры… Приезжал кузен Арон – отец Далана. Поблагодарил Александру за помощь его отпрыску, пообещал всю возможную помощь и уехал. Далан стал наведываться, раз в десять дней обязательно, а то и чаще. Элайна сначала испугалась, не интерес ли это к молодой вдове, но Лизетта, глядя на приятелей, могла успокоить сноху. Нет тут никакой любви, просто с Александрой – интересно. Она много всего знает, читать любит, может рассказать что-нибудь интересное… чего ж удивляться, что мальчишка к ней потянулся? Да и Александра к нему неплохо относится. Правда, искренне считает, что из Далана хорошего купца не получится, не тот характер, но умный хозяин чему угодно найдет применение. В том числе и сыну-авантюристу. Будет караваны водить или на кораблях с грузом плавать. Тут и приключения, и делу польза. А считать другие будут. Жизнь текла спокойно и мирно. Заранее нашли повитуху, а для ребенка и кормилицу – мало ли что? Закупили пару коз. Отремонтировали комнаты и заказали мебель для ребенка. Нашили приданое. Лизетта пыталась подсунуть гостье хоть немного денег, но Александра отмахивалась. Ни к чему. Есть у нее… И, послушав истории Алекс, Лизетта не сомневалась – есть. Если бы завтра Александра сказала, что слушать ее можно только за деньги, люди и приходили бы, и платили. Талант… * * * Алаис впервые за последнее время успокоилась. С момента попадания в этот мир она находилась в таком состоянии стресса, что любой психолог схватился бы за голову. Все время ходить под смертью, все время рисковать собой, все время идти в неизвестность, не зная, что тебя ждет за углом, и ладно бы – ее, а то и ребенка тоже! Малыш уже двигался внутри, и это было такое странное ощущение! Словно ты – бассейн, а он – маленькая, но очень юркая рыбка. Живот неуклонно рос, и повитуха грозилась мальчиком, а то и двойней. Алаис все сильнее уставала и все чаще думала, что все сделала вовремя. Еще бы месяц-другой, и она не смогла бы так активно действовать. Энергия, которая била фонтаном в первые месяцы беременности, теперь ушла куда-то вглубь. Алаис иногда напоминала себе нефтяную скважину. Сначала-то нефть бьет фонтаном, а вот потом… Насосы, трубопроводы и куча нефтяников. И то иногда извлечь горючую жидкость не получается. Все чаще хотелось свернуться калачиком где-нибудь на уютном диване, укрыться пледом, подтянуть к себе под бок большую теплую кошку, а лучше двух сразу, для мурчательности, и листать интересную книгу. Все же правильно она сделала, что сбежала. Алаис ни минуты не жалела о своем поступке. Пока она не родит, пока ребенку хотя бы год не исполнится – все остальное не ее дело! Пусть в Карнавоне начнется тайфун, ураган, наводнение, пусть королеву Сенаорита приложат по голове фамильным портретом, пусть «любимого» мужа прикопают под кактусом и выпьют в честь знаменательного события текилы – Алаис это не касается! Ее сейчас волнует собственное состояние, «рыбеныш» внутри и душевное спокойствие. Оставалось написать письмецо кузине Ланисии, чтобы та не волновалась. Конечно, без указания обратного адреса. Можно бы и не писать, но это был кусочек еще той Алаис. И Таня чувствовала себя обязанной поддерживать эти отношения. Не так уж у девочки много было близких. Пусть знают, что она жива, и не волнуются. А обратные письма ей ни к чему. Не нужны. Лизетта обещала отправить письмо знакомым в Лаис, с голубиной почтой. Быстро долетит, жаль, много написать не получится. А много и не надо. Хотя и интересно иногда становится. Что-то там поделывает господин Таламир? И убрался ли с Маритани Маркус Эфрон? Успокоился ли Эфрон-старший или по-прежнему питает необоснованные надежды? Но расспрашивать совершенно не хотелось. И наводить справки, и выслушивать новости из дальних краев – ни к чему. Она живет в Лемарне, в Атрее все спокойно, а остальное – не важно. Авось и без нее разберутся. Как-нибудь. * * * Не напрасно Алаис вспоминала своего супруга. А уж он-то ее как вспоминал! Можно сказать – мечтал о встрече! Ежедневно, ежечасно, в подробностях и красках представляя, что скажет, что сделает, что оторвет супруге в первую очередь, во вторую очередь… Таламир отлично знал, что она жива. Иначе на побережье Карнавона уже было бы не шагнуть. Цунами, ураганы, шторма… Сейчас Море тоже было беспокойным, но все же не так. Хуже другое – начали появляться воронки водоворотов, все чаще и чаще, все сильнее и сильнее. Кому-то удавалось выплыть, а чьи-то лодки и корабли разбивались в щепки. В Море видели стаи косаток. И люди говорили, что рыбы плакали[6]. И все чаще за спиной у Таламира раздавался шепоток. Все хуже и хуже становились слухи. Вначале говорили, что жена от него сбежала. Потом – что он ее заточил в тюрьму. А дальше… Сплетни, ах, такие сплетни… Рассказывали, и что королева приревновала Алаис к любовнику, и что последнюю из Карнавонов заточили где-то во дворце, чтобы получить от нее наследников, и что женщину держат в тюрьме, и что ее просто отравили, чтобы не пыталась вернуть себе власть… И неизменным рефреном звучало в слухах одно и то же: «Все Таламир виноват, если бы не он…»