Ладно, это дело будущего. А пока надо подумать, что говорить. Личную вирманскую дружину предстояло еще отмазать. Военные нужны позарез! Но вот во что ей это встанет? И как лучше поступить? И не запустит ли она волка в овчарню? Все-таки она беззащитна. Да и Иртон тоже. Кто помешает вирманам собрать все самое ценное, запалить его с восьми концов и уплыть восвояси? А кто помешает пиратам? Работорговцам? Разбойникам? Ей-ей, от таких мыслей за голову схватишься. Хоть за свою, хоть за конскую. Это Этор с ними был вась-вась, а ей такие радости не светят. Во-первых, баба, во-вторых, графиня, в-третьих, хрена она будет людьми откупаться… Не поторопилась ли она с увольнением? Теперь уже все равно поздно. Не воскресишь. – Госпожа? Оказывается, пока Лиля размышляла, они уже доползли до точки. До здания магистрата. И Лейф почтительно (ага, а в бороду ухмыляется, зараза такая!) помог ей спешиться. Лонс уже раз двадцать попрощался с жизнью. Но у Альдоная определенно были иные планы. Или так шутила Мальдоная? Когда его схватили в хижине и куда-то повели, он думал, что его повесят. Когда его привели в охотничий домик и поставили перед королевским шутом, он подумал, что тот сам его прирежет. Ан нет. Невысокий человечек впился в него глазами: – Рассказывай. – О чем? Лонс решил не сдаваться. Все-таки он дворянин. Да и умирать – так хоть не скулящей мразью! – Как девочку соблазнял. Как склонял к блуду. Подробно, что, где, как, кто знает… Лонс сплюнул. – Да пошел ты… На человечка его попытка не произвела никакого впечатления. – Я – пойду. А вместо меня придет палач. Мне просто неохота шум поднимать. Да и грязь будет, кровь, домик придется поджечь… Мне просто неохота, поэтому я решил поговорить по-доброму. А так – ты что, думаешь, пытки выдержишь? Ну-ну… М-да. Боли Лонс боялся. И, кажется, человечек это понял. Потому что кивнул. Не Лонсу, нет. Своим мыслям. – Рассказывай. Сколько ей было лет, когда ты ее совратил? Кто кого совратил, было большим вопросом, но Лонс все-таки мужчина. Поэтому коротко бросил: – Четырнадцать. – Детей у вас не было? – Нет. – Кто знает о вашей связи? – У нас не связь. Анна моя жена перед Богом. – С Богом я договорюсь, – ухмыльнулся человечек. – Главное, чтобы люди ни о чем не проведали. Где документы? – Были у священника, – огрызнулся Лонс. – И только? Лонс даже не задумался, соврать ему или нет. Конечно, соврать. Если получится. – Анна боялась. Да и зачем нам это было нужно? Только вот человечек ему не поверил. Слишком холодными были его глазки. Слишком умными. – Неужели не подстраховался? – Хотел. Не успел. – Все-таки позвать палача? Ты заставляешь меня пожалеть, что я не сделал этого сразу. Лонс раскололся еще через десять минут допроса. Человечек внимательно выслушал, где лежат бумаги, отдал распоряжения подручным и добродушно улыбнулся Лонсу. – Записи в церковных книгах мы уничтожили. А ты… Сам понимаешь – нет человека, нет проблемы. За совращение благородной леди королевских кровей приговор один. Смерть. – Сам прирежешь? – прошипел Лонс. Но злоба прошла впустую. Как мимо стены. – Руки об тебя еще марать. И кивнул своим подручным. – Убить. Закопать так, чтобы никто не нашел. Выполнять. Лонса грубо схватили и повели из комнаты. Тогда он простился с жизнью в очередной – он уже не помнил, который – раз. Но оказалось, что все еще впереди. Подручные выволокли его из комнаты, напялили мешок на голову и опять куда-то потащили, переговариваясь между собой. – Ну что – в болото его? – Можно и в болото. Только чавкнет. – А может мы его – того? Лонс насторожился. Что с ним хотят сделать? Неужели утопить живьем?! Только не это!!! Хуже смерти Лонс не мог даже представить! – Чего? – Фарни продадим? – Фарни? – А чего нет? В Даркоме, сам знаешь, такие в цене, чтобы и образованный, и симпатичный… Лонс задохнулся от ужаса. Дарком! Для чего там нужны такие, как он, мужчина знал. Евнухами в гарем. – Лучше убейте!!! Ответом ему стал сильный удар по голове. Только звездочки замелькали. Двое мужчин переглянулись. Поудобнее прислонили обмякшее тело к дереву. Тяжело, конечно, ну да своя ноша не тянет. А она ведь и правда своя. Вот зачем убивать молодого, сильного, здорового мужика, если можно просто сплавить его отсюда. Да так, что не вернется. Никто еще не возвращался, проверено. Рабство вообще-то в Уэльстере не процветало. А вот в Даркоме или Варийском Ханганате – за милую душу. Поэтому всегда находились лихие парни, которые ходили вдоль берегов или по рекам, покупали людей – или захватывали в плен, кто там в Даркоме будет разбираться – и продавали живой товар. Конечно, шли на риск, но прибыль обычно окупала все. Фарни был как раз одним из таких людей. Ходил в Уэльстер, в Ативерну, в Ивернею… Цену платил хорошую и не обманывал. Двое не в первый раз продавали ему людей и знали, что с Фарни можно иметь дело. – Фарни здесь? – Ну да. Скоро отплывать будет. Подержит этого в трюме… он молодой, здоровый, симпатичный, ученый, опять же… монеты три за него точно дадут? Три золотых на дороге не валялись. Поэтому товарищ подумал и кивнул: – А давай. Все равно от Фарни не вырвется и сюда не вернется…