– Форма же… – Ты на каблуках весь день побегаешь – все проклянешь. В этом была истина. – А если брюки? И удобная обувь, понятно? Ирина кивнула. – С завтрашнего дня переоденусь. – Музыку принести? – Саня, Саня, ну что ж ты трещишь, как жир на сковородке? – Несите, – широким жестом разрешила Ирина. И опять обратила внимание на Петровича. – Ты вообще, местная? – Не-а. Деревня Ледянкино. – Информация была далеко не секретной. Да, деревня. И что? Не дярёвня же? – Родители, братья, сестры? – Все в наличии. А еще козы, коровы и куры. Петрович невольно улыбнулся. В принципе, картина была ясна. Приехала девочка из деревни, поняла, что юристов много, а работы мало, надо как-то в городе зацепиться. Почему бы и не так? Койку дали, учат, работа будет… А там и замуж выскочит, в декрет уйдет. – Ириш, тебе лет сколько? – Двадцать три. Скоро будет двадцать четыре, но это уже детали. – Парень есть? – Нет. Выводы Петровича стремительно подтверждались. Ирина понимала, о чем думает мужчина, но не торопилась его разубеждать. Зачем? Все в меру, в свое время. А кричать – я не такая, вы обо мне неправильно думаете! Найдите занятие глупее! И вообще, первое впечатление от нее не самое плохое, а остальное приложится в ходе работы. На столе зазвенел телефон. Петрович протянул руку и снял трубку. – Опорный пункт полиции номер четыре. Участковый Куницын слушает. Из трубки, захлебываясь, рванулся истеричный женский голос. Петрович послушал пару минут, потом вздохнул с таким видом, что Ирине даже стало его жалко. – Хорошо, Марина Ивановна. Сейчас приеду. Визг продолжился. – Я же сказал. Сейчас буду. Дослушать пришлось до конца. Еще примерно минут десять, вставляя «да-да», «конечно» и «собираюсь», Петрович изображал мученика телефонного. Потом визг стих, мужчина положил трубку, осторожно, как гранату, и вздохнул. – Гнидская. Мужчины выразили сочувствие всем своим видом. – Ну что, стажер, собирайся. Потопали. Ирина кивнула и встала со стула, демонстрируя, что она всегда готова. Участковые проводили ее взглядом. На улице царила ранняя апрельская весна. Петрович улыбнулся солнышку и повернулся к Ирине. – Ну, пошли. А то Гнидская весь мозг выест. – Гнидская? – не удержалась Ирина. – Дал же бог фамилию. – Вот еще. Так-то она Глинская. Утверждает, что родственница тех самых Глинских, которые мамочка Ивана Грозного. Но такая гнида… Ирина кивнула. – А что случилось? – Да ничего у нее не случилось. Скучно бабе, вот и все. Дети выросли и разъехались подальше от мамуси, а тут еще сосед сверху ремонт затеял. Догадываешься, как не повезло бедолаге? Ирина догадывалась. Даже сочувствовала. – А мы что там делать будем? – Вести разъяснительную работу, – мрачно проворчал Петрович. – Пошли. И давай-ка завтра в джинсах и в удобной обуви. Ирина кивнула. Не объяснять же, что она производила первое впечатление. А для этого нужен был костюм и приличный вид. Второго-то шанса его произвести не будет. А потом можно и в джинсах. Если ее возьмут на работу, вопрос другой. А стажеру пока форма не полагается. Не выдают. Идти, по счастью, было недалеко. Петрович топал вдоль пятиэтажек, с кем-то здоровался, кому-то пожимал руку… Чувствовалось, что его в этом районе хорошо знают и уважают. – Опять… Иван Петрович решительно свернул с дороги и направился к столу, за которым сидела компания из трех человек. Ирина определила бы их как работяг в запое. Бывают такие, заработают и гулеванят. Потом выйдут из запоя, опять заработают – и опять гулять. Дело житейское, бывает… – Как дела, Витя? Один из «работяг» поднялся со скамейки и пожал протянутую руку. – Потихоньку, Петрович. Ты-то как? – Наша служба и опасна, и трудна, сам знаешь, а у тебя смена закончилась? – Да. Ты не волнуйся, Петрович, я свою норму знаю. Выпью ведро – и стоп. – Ведро – не беда, ты главное, не бушуй. Витя развел руки, почти что с извиняющейся улыбкой. – Постараюсь, Петрович. – Всего хорошего. Иван Петрович козырнул – и направился прочь от скамейки. Ирина ждала пояснений. – Это Витя. Человек хороший, работает на буровой платформе, нефтяником. Полгода там, полгода тут. Ирина хмыкнула. – Тяжело семье, наверное. – Жена особо не страдает. Денег он дает достаточно, а остальное… всякое бывает. Сама понимаешь. Ирина кивнула. Вот уж что она отлично понимала.