Да, безусловно. И Мия осталась бы неиспачканной. Наверное… А может, они и отступились бы, понимая, что добыча им не по зубам? Мия об этом никогда не узнает. Никогда… Потому что она виновата. Она пришла, она открыла двери, она… она убила своими руками. Снова накатили воспоминания о том, как кухарка бьется на убогом ложе и подняться не может, потому что она уже умирает, она просто не осознала эту смерть, а вокруг кровь, красная, и руки у Мии тоже по локоть в крови… Почему это произошло с ней?! За что?! Чем она таким успела нагрешить?! Мия тихо застонала. Почему-то даже кричать сил не было, горло стиснуло, словно клещами. Почему, ну почему в ее возрасте даны учатся вышивать и молиться, ждут предложения от будущего супруга, ходят в храм… и все, пожалуй. А она? Как получилось, что ее жизнь превратилась вот в это? С другой стороны… она бы хотела иного? Она бы хотела тишины, покоя, уюта… и чтобы вышивка и молитвы, хозяйство и дети, и так день за днем, день за днем, а потом смерть, которая приходит, словно избавление от затянувшегося кошмара? Нет. Такого она для себя не желала… Она не сможет, не сумеет. Еще тогда, когда умирал отец, она приняла все как должное. Она все взяла на себя, она стала главой семьи, она, а не эданна Фьора. Да и нет у нее выбора. Никогда не было. Она метаморф, проклятая Богом тварь, ее просто убьют, если узнают. Так что не будет у нее никогда ни дома, ни детей… ничего не будет. Вот и жалеть не о чем. Ее бы убили, и эти люди смотрели бы, как ее сжигают или четвертуют. Так почему она должна их любить, уважать, заботиться? Почему? В природе волк ест зайца, и его никто за это не осуждает. Вот и она себя осуждать не будет. Эти люди – ее добыча. Ее пища! Не нравится? А мы посмотрим, кого еще нужно скушать! Мия нашла гармонию в этом решении. Я вам чужая? Вот и отлично, значит, вы по праву моя пища, потому что я сильнее и хищнее. И не мучила ее больше совесть, и не думала она о несчастных и ни в чем не повинных слугах. Все ее мысли были о неизвестном, который продал шкатулку, трубки и зеркало. На Линдано она в ближайшее время не попадет. А это… это хоть какой-то след. Может быть, пустой и зряшный. Тоже вполне возможно. Мало ли кто мог продать зеркало, мало ли к кому оно могло попасть в руки? Мастер Сальвадори для того эти зеркала отливал, чтобы торговать. Но… Но вдруг? Ну, хоть что-то интересное? Мия вытащила трубки, осмотрела каждую на предмет клейм и инициалов. Нет, все девственно-чистые. Кажется, даже необкуренные. Просто лежали. Красивый набор, но и только. Шкатулка? Что ж, и ее стоит осмотреть. И дно, и вообще все… Мия прощупывала, осматривала, простукивала… ага, как же! Это только в любимых романах девочек обязательно есть и призраки, и тайны, и письма под вторым дном в шкатулке. А в реальности такого не дождешься! Никто не думает о бедной Мие! Могли бы хоть записочку оставить… Так? А это что такое? Это – чей знак? Или герб? Мия в жизни не заметила бы его, если бы не подняла бархат, которым было выстлано дно шкатулки. Но… минутку? Трехлучевая звезда? Герб… ладно, фирменный знак мастера Сальвадори? Только без букв? Да ладно! Вы мне хотите сказать, что эти трубки принадлежали мастеру? Для этого они выглядят слишком свеженькими! Или… Минутку. А могло быть иначе? Мия сняла со стены зеркало, примерила его к шкатулке. А ведь подходит… практически идеально! Вместилось, улеглось, как родное… Мия потерла лоб. Могло ли так быть? Есть трубки, зеркало, шкатулка? Зеркало из нее вынули, трубки положили? Да так и продали? Но зачем? В чем смысл действия? Разве что зеркало – одно, а трубок несколько? Их неудобно было сваливать кучей? Как-то это нелогично. Но ведь факт! Похоже, что шкатулка и зеркало – парные. А вот трубки доложены уже потом… Дядя застал Мию над шкатулкой: – Племянница, ты нефритовые серьги хотела? – Да, дядя. Неужели попались? Плевать было Мие на серьги. Но если уж сказала про них, надо играть до конца. – Конечно. Вот, держи. В ладони Мии опустились красивые сережки. И верно, подходят к кулону. Мия не удержалась, надела, полюбовалась. – Прелесть! Спасибо, дядя. – Собираешься их в шкатулку уложить? – Мне кажется, там все и так хорошо легло? Разве нет? – Как родное. А с трубками что делать будешь? – Не знаю… – Вообще, тут полный набор. Несколько трубок, разные чашки, мундштуки, ершики, ножики, крышечки – все как полагается. Комплект. Мия задумчиво кивнула: – Интересно, а кто мастер? – Клейм нет? – Я не нашла. – Сделано вроде недавно. – Джакомо тоже заинтересовался, повертел трубки в руках. – Мне кажется, такое может сделать только один человек. – Кто? – Мастер Гаттини. Фабрицио Гаттини. Кстати, он и клейма на свои трубки не ставит. Ни на одну. Вот смотри, как сделано. Чистенько, аккуратно, изящно даже… Мия только вздохнула. Имя мастера ей ни о чем не говорило. Но… она запомнила. Надо бы наведаться, узнать, кому он продал эти трубки. А вдруг? И кстати… – Дядя, а когда вы мои деньги отдадите? Джакомо улыбнулся: Ну да. Трофеи трофеями, трубки трубками, а деньги – это святое! Племянница! Сразу родная кровь чувствуется. – Завтра же, дорогая племянница. Завтра же сходим в банк. – Ловлю на слове. Ей-ей, Джакомо был горд подрастающим поколением. Сегодня Мия убила человека, поприсутствовала при убийстве еще нескольких людей, собрала трофеи, не забыла спросить про деньги… У него чудесная племянница, не правда ли? Глава 2