– И какого… вам понадобилось? – я уже откровенно хамила. – Мы – оборотни, Юлия Евгеньевна. – Да хоть привидения. – Вы так мало знаете о нашем сообществе? Прокололась. Но в чем? – Не ваше дело. – Не мое. Попросите своих вампиров устроить вам ликбез. А пока послушайте. Предателей в моей команде нет, все, что мы друг другу скажем, между нами и останется. Юлия Евгеньевна, вы знаете, что у Андре есть власть над лисами? Голос был серьезным и неожиданно усталым. С таким голосом я не могла ерничать и издеваться. Чувствовалась в нем какая-то боль, глубокий давний надлом. – Над какими лисами? Из зоопарка? – Нет. Просто клан оборотней-лисов обязан подчиняться Андре. Ребята попали. – Мои соболезнования. – Толку мне с них, – не удержался собеседник. – Больше ничего предложить не могу, – огрызнулась я. – Если только большой кусок мяса. Вот ведь еще проблема! Оборотни откуда-то вылезли… И расспрашивать их нельзя, и не расспрашивать – тоже. Я ведь почти ничего о них не знаю, а значит, могу очень сильно нас всех подставить. Запросто. Ох, елки… – Тогда выслушайте меня. Андре приказал нам напасть на ваш дом. – Это не мой дом, – уточнила я. – Снегирева. – Это важно? – Простите за глупые придирки. Кстати, а как вы относитесь к господину Андре? Голос несколько секунд держал паузу. Такое ощущение, что Валентин Дмитриевич подбирал самую удачную формулировку ответа. И наконец нашел подходящее выражение. – Он наш повелитель, а повелителя положено любить и уважать. До самой смерти. Чьей – не уточнил. Хорошая оговорка. – А вы его очень любите? – ОЧЕНЬ! Из трубки донеслось одно-единственное слово. Но ненависти в нем было столько-о-о… Я поняла, что Валентин Дмитриевич действительно доверяет тем, кто стоит рядом с ним у телефона и слушает наш разговор. Потому что высказать такую ненависть, искреннюю, обжигающую ненависть в присутствии вампира – это верная смерть. Дюшка не спустил бы. Хм, а с какой минуты я стала так четко оценивать, что бы он спустил с рук, а что – нет? Я ведь не лучший психолог планеты? Или с Дюшкой пять лет как общаюсь? Или с этим типом из трубки? Нет. Но я чувствовала, что мой собеседник говорит правду. И честен в своей ненависти. – Вы знаете, – медленно сказала я, – я не могу похвастаться такой же силой чувства, но кое-кто из моих друзей может. К сожалению, мы с вами – враги. Голос в трубе был грустным и усталым. – Юлия Евгеньевна, мне поручено дождаться вашего звонка и сообщить вам следующую информацию. Ваши вампиры у нас. Пока они живы и им не причинили никакого физического вреда. Андре готов обменять их – на вас и некоего художника. Иначе они будут мертвы. – Когда? – я с трудом узнала свой голос. – Я не знаю. Я крепко, до боли сжала кулаки. Спокойно, Юля, спокойно. Если ты сейчас сорвешься, ты можешь потерять даже жизнь. А проиграть одну схватку – не значит сдать всю страну. С потерей Москвы еще не потеряна Россия… – А живы ли они сейчас? Простите, но Андре мог вам и соврать. – Этого я тоже не знаю. – А как я тогда должна вам верить? Если вы сами признаете, что не можете гарантировать правдивость ваших слов? – Мне верить необязательно. Я должен дождаться и передать вам телефон господина Андре. – Можете передавать, – мертвым голосом сказала я. Потом так же, без эмоций, забила семь цифр в память сотового. Хотя могла бы этого и не делать. Чувство было такое, словно их у меня на коре головного мозга лобзиком выпиливают. Я молчала. И голос в телефоне тоже молчал. Но он не выдержал первым. – Юлия Евгеньевна… – Да? – откликнулась я. – Я не знаю, кто вы и что происходит. Но… это как-то во вред господину Андре? – ОЧЕНЬ. Я вложила в свое слово не меньше чувства, чем мой собеседник. И он оценил. И поверил. – Тогда вам стоит записать мой телефон. Так, на всякий случай. – Интересно – какой? Диктуйте! Я забила в память еще один телефон. И только потом уточнила: – Скажите, а вы – оборотень? – Да. – Лис? – Да. – А что со Снегиревым? – Это хозяин дома? – Да. – Попробуйте догадаться? – Он жив? – Нет. – Но вампиром он не стал? – Не стал. Бедный шарпей. Но слезы по его печальной судьбе мне проливать не хотелось. Если живешь на склоне вулкана, будь готов повторить судьбу Геркуланума и Помпеи. – Всего вам хорошего, Валентин Дмитриевич. – До свидания, Юлия Евгеньевна. Простите, а что мне передать господину Андре? – Передайте ему, что он – козел. – С удовольствием, – отозвался голос. – А если без вашего личного мнения? – А если без него, то решения все равно принимаю не я. Пока я доберусь, пока я разбужу кого-нибудь из вампиров, пока… Короче – пока! – Пока. Я засунула трубку в карман и выругалась. Мать вашу так! И этак тоже! И что мне теперь прикажете делать?! Рассказать обо всем Мечиславу? Или нет? Или Даниэлю? Или обоим?! Леший его знает! Даже с Надей я посоветоваться не смогу. Что же мне делать, Высшие Силы?! Что мне делать?! Я поступила, как и всегда. Проблемы надо решать по мере их поступления. А как их можно решить, если вампиры еще не проснулись? Я плюнула на все, достала из шкафа в гостиной книгу и уселась перечитывать сказку про Буратино. Есть у нас с ним что-то общее, определенно есть. То ли длинный любопытный нос, то ли милая привычка лезть им во все передряги! И, листая старую сказку, сама не заметила, как заснула. Я отключилась так плотно, что даже не услышала, когда проснулись вампиры и вернулась подруга. Видимо, измученный организм решил все без участия дурной головы – и полностью отключил меня. Оно и правильно. Глава 5 Вторая Печать Я открыла глаза и тут же закрыла их обратно. Потом опять открыла. Мечислав выглядел как всегда – совершенно сногсшибательно. Белый свитер был ему к лицу. На груди у него был треугольный вырез – и золотистая кожа была открыта моему взгляду. Угольно-черные волосы рассыпались по плечам роскошными локонами, заключая изящное, словно вырезанное рукой лучшего скульптора лицо, в рамку. Белый цвет ткани подчеркивал густой медовый цвет его тела. Запах меда и цветов кружил голову. Значит, не одеколон. От Снегирева мы вообще без штанов и носков сбегали. А что тогда? Гормоны? Феромоны? Или как запах у цветов, для привлечения пчел? Черт его знает… Но голова кружилась. По телу разливалось какое-то мягкое и вальяжное оцепенение. И мне вдруг ужасно захотелось залезть руками под его свитер. Желание было настолько неестественным для меня, что я тут же ударилась в откровенное хамство.