В Альтверин мы возвращаемся с добычей. И свое вернули, и чужое прихватили. И прихваченного с лихвой хватило бы, чтобы покрыть все долги, да еще и заново обставить замки. Но это уж — шалишь. Пусть Шарен лучше пару мельниц поставит новых — опять же, надо бы хорошего племенного скота прикупить, зерно посевное… Единственным неприятным моментом были воспоминания. Два, но увесистые… Первое — когда я отпускаю призраков. Перед рассветом я стою на главной башне замка. Серый туман колышется у моих ног, обволакивает сапоги, цепляется за штаны, я слышу жалобный плач, веет ледяным холодом… Призраки не могут причинить мне вреда, но это все равно действует. Неприятно. Я протягиваю руку и сжимаю кулак. Разрез еще не успел закрыться — и черные капли падают в туман. — Вы отомстили. Покойтесь с миром. Капли крови касаются тумана — и тот начинает рассеиваться. И в моей груди словно тает кусочек серого весеннего льда. Я вижу души людей, которые взмывают куда-то верх и растворяются в лучах рассвета. Им хорошо, они счастливы и довольны. А я? Я на миг чувствую, что стал немного больше демоном. Я мог бы просто отпустить их, мог… Но я предпочел воспользоваться их болью и ненавистью, чтобы отомстить. Хорошо ли это? А плохо ли? У меня нет других возможностей. А стало быть — нечего и переживать из-за моей натуры. Я ведь и правда не человек. Второе же… В замке было шестеро детей. Они все умерли в своих кроватях. От дочери графа до внука поварихи. Озверевшие призраки не делали разницы между виновными и их кровью. Получил хоть монетку из кровавого золота? Виновен. А твои дети — твоя кровь. Мне неприятно смотреть на детские тела, но… Грех твой падет на плечи детей твоих до седьмого колена. Если уж так говорят холопы, то и я могу? А могу ли я судить? А кто, если не я? Моя кровь и мое право. Когда-нибудь я отвечу за все, но сейчас я не стану думать об этом. Жестоко? Я — полудемон, а не светская дамочка. * * * В столицу я возвращаюсь с налогами, недоимками и процентами. Шарен плачет от счастья и рвется целовать мне руки — едва оттащили и отпоили вином. Дешевым, на дорогое давно не было денег. Дядюшка же вовсе не радуется моему возвращению. Вот его казначей — тот почти рыдает от счастья. Еще бы, столько всего украсть можно. А вот дядюшка — тот мрачен. — Могу вас заверить, больше не будет никаких проблем с Альтверином. — Я улыбаюсь со всей возможной безмятежностью. — И как ты этого добился? — прищуривается дядя. — До нас дошли странные слухи. Еще бы они не дошли! Сам же и распустил. Якобы принц Алекс — страшный человек, нанял колдуна, чтобы тот наложил проклятие. Кто хоть булавку у него сопрет — страшной смертью помрет. Раньше-то, говорят, такие были, а сейчас их, конечно, повывели, да ведь всю нечисть не выморишь! Это первый вариант. Были и другие. Что дедушка оставил мне в подарок нечто проклятое — кто покусится, тот и страшной смертью помрет… Что принц Алекс сам колдун… Я, честно говоря, думал, стоит или не стоит распускать подобные слухи, но потом махнул рукой. Я же полудемон. То есть рано или поздно, так или иначе моя природа станет известна. Шила в мешке не утаишь, так что пусть с самого начала привыкают. И когда все откроется, реакция должна быть простой: ну, полудемон. Но человек-то неплохой? А этот вот, хоть и не полу и не демон, а сволочь последняя! Вот его и в морду, а короля не трожь! — Не знаю, какие слухи до вас дошли, — пожимаю я плечами. — Но полагаю, если вы мне их расскажете, мы разберемся? Дядя сопит, но принимается перечислять. Насчет нанять колдуна я тут же отверг с негодованием. Да где в нашей стране их найти? Всех холопы повывели! Разве они плохо работают? Что дедушка мне оставил в подарок нечто проклятое? Как вы могли так плохо подумать о дедушке?! Я в шоке! Я — колдун?! Нет. Я не колдун. Вот тут Абигейль и прищуривается на меня. Кстати — зря. Некоторым женщинам такие гримасы противопоказаны, они напоминают в этот момент недоенных коз. — А на святом символе поклясться можешь? Я киваю, словно ополоумевший конь. Вот уж это я могу, хоть солите! Разницу ж понимать надо! Какой я тебе колдун?! Я демонов не призывал и договор кровью с ними не подписывал. Я некромант, это верно, но не колдун. Колдуны призывают, чтобы получить магию, а до того они обычные люди. А я полудемон изначально. Это часть меня. Тетушка становится еще ласковее, головой кивает — и из-за трона холоп вываливается. Такой… фанатичный. Глаза, как у бешеной собаки, улыбка ласковая, как у той же собаки, ряса драная, в руках символ Светлого — медальон с цветущим деревом — и мне его протягивает. Серебряный. Я, недолго думая, беру, оглядываю… — А делать-то с ним что? Как тетушка смотрела! Видимо, я его уже и в руки бы брать не должен. Ан нет. Та часть, что демон, и правда ощущает какое-то неудобство. Небольшое такое. А человеку вообще все безразлично. Я ведь по матери — маг огня. Сильное светлое пламя моя стихия и кровь. А против огня Светлый ничего не имеет, куда ему! — Поцеловать, сын света, и поклясться на нем, что будешь говорить правду и только правду, — сухими листьями шелестит холоп. Я задумываюсь на минуту. А потом достаю из кармана платок и принимаюсь тщательно протирать медальон. — Алекс, ты что делаешь? — Дядя, у меня же здоровье слабое, — на весь двор заявляю я. — Мало ли кто его до того слюнявил? — Се святой предмет! — возмущается холоп. Ну, получи… по святости! — Так слюни-то на нем святым не принадлежат, — не соглашаюсь я. Крыть нечем. По рядам придворных летят смешочки, я наконец оттираю медальон до блеска — и смачно чмокаю чуть ли не взасос. — Клянусь! Говорить правду и только правду. — Ты — колдун? — тут же спрашивает холоп. Медальон я ему протянул обратно, но холоп качает головой, мол, держи, так что я чешу затылок и отказываюсь наотрез: — Нет. Не колдун. Я же полудемон! О чем тут речь? Колдун — это другое, это когда человек, не обладая силой, заключает договор с преисподней — и получает от нее кучу плюшек с начинкой из навоза. А я так не делал, меня самого сделали. — Ты убил несчастных из-за золота?