Я кивнула. Повернулась к Миху, коснулась его щеки… – Я буду ждать. Я не говорила о своей любви. Но Мих и так все понял. И улыбнулся мне в ответ. Нежно-нежно… В его голубых глазах не было ничего, кроме любви. Любовь сияла, любовь заливала светом лесную поляну, любовь согревала меня солнечными лучами… Какая же я счастливая! * * * Сколько возни с кабаном? Ох, много… Папа его, конечно, разделает, но и нам потрудиться придется. Нарезать мясо на полосы для коптильни, промыть кишки для колбас, нарубить часть мяса, чтобы набить их… Мы занимаемся мясом, а мужчины – шкурой. Ее тоже надо выделать. И голову сохранить, может, папа ее продаст по осени. Не все умеют охотиться, но похвалиться трофеями – дело другое, а кабан оказался матерущим. Здоровый секач, клыки в ладонь. Папа бил зверя в глаз, чтобы не попортить ни шкуру, ни голову. И мама смотрит на меня, серьезно, вдумчиво… – Шани, ты ничего мне рассказать не хочешь? Я вздрогнула. Вот как у мамы это получается? Пара слов, и я уже готова все выложить. И ведь не соврешь, не увильнешь от ответа, но чуть потянуть время можно. – Мам, а почему мы живем одни? – Потому что не все твоего папу любят. – А как мне быть? Мне уже пятнадцать лет, мне замуж пора… Мамин взгляд стал острым, ярким, впился иголкой. – И есть за кого? Вижу, есть… кто он, Айшет? Я прикусила губу. Полгода тайну хранила, рассказывать было страшновато. Но сейчас или через два дня, все равно открываться надо. И я решилась. – Его зовут Мих Лемерт. Он сын деревенского старосты. – Лемерт, – пробормотала мама. Подумала пару минут. – Давно вы встречаетесь? – Мам! Я только глазами захлопала. Вот в этом вся мама. Молчит, смотрит, а потом вопрос, как стрела – и кабану в глаз. Или под лопатку – и насмерть. – Айшет Ланат! В мамином голосе слышался рокот приближающейся грозы. Мама у меня такая, ее даже отец старается не злить. Она добрая, мягкая, спокойная, но если уж взбеленится… Вот тут – не подходи. – Мам, мы уже давно друг друга знаем, почти полгода. – Он тебя любит? – Да. – А ты его? – Да… – Где вы познакомились? – Он заблудился, а я как раз шла за водой… Я никак не могла понять, что думает мама. Обычно все было ясно – спокойные зеленые тона жизни или розоватые – любви, красноватое раздражение, золотое тепло… Сейчас ее словно облако закрывало. Мама непонятно усмехнулась… с горечью? – Да, молодость не удержишь… Я не поняла, о чем мама сейчас говорит, но ответила честно: – Мих мне предложение сделал, он все по-доброму хочет, в храм меня отвести, как положено. – Вот как… Мама подняла руку, потереть лоб, вовремя заметила, что пальцы испачканы в крови, и поспешно опустила ладонь. – Шани… И голос такой странный, не радостный, не довольный – наоборот? Словно я что-то плохое сказала или сделала? Почему? – Мам, если он попросит моей руки – вы согласитесь? Мама посмотрела серьезно: – Шани, детка, мы сегодня поговорим обо всем за ужином. Обещаю. И мало доброго было в ее голосе. Я невольно выставила иголки, словно ежик. – Но что в этом такого? Мне уже пятнадцать! В деревне в моем возрасте у некоторых и по двое детей бывает! А мы тут сидим с Корсом в лесу, как два филина, света не видим! – Зато и свет вас не видит, – непонятно пробормотала мама. – И это к лучшему. – Мам? – Пока – помолчи. Поговорим вечером, а сейчас изволь работать. Обещаний мама не нарушала никогда. Что мне оставалось? Только кивнуть и заняться делом. Грязная, конечно, работа, свиные кишки промывать, но если кто понимает толк в колбасе, с травами, с кусочками поджаренного сала, чуть-чуть подкопченной на угольках… Я целое кольцо могу съесть. Вкуснотища необыкновенная! * * * Почему я еще не замужем, хотя мне уже пятнадцать? На то есть несколько причин, и серьезных. Мама с отцом не слишком общительны. Мы живем в лесу, выбираясь изредка в деревню, и там мама меня строго стережет. И одевает строже. Платок на голову, темное платье, волосы заплетены в тугую косу, чтобы рыжие вихры не выбивались во все стороны… Да и берут меня в деревню реже, чем папа туда ездит. Не каждый раз и не через раз, хотя я просилась. Но родители были против – оба, пришлось смириться. Мы почти ни с кем не общаемся. С людьми разговаривает папа, а меня мама даже в деревенскую лавку не пускает. Приходится в телеге ждать, с братом или отцом. Да и пришлые они. И папа и мама – не местные уроженцы. Они не любят об этом говорить, но у нас с Корсом создалось впечатление, что родители откуда-то сбежали. И чего-то боятся. Чего может бояться наш папа, я так и не придумала, хотя версии были одна другой краше. От закона он не спасается, иначе не стал бы лесничим. Это работа такая, что надо быть на виду. Рано или поздно попадешься. Может, он незаконный сын знатного вельможи? Или моя мама – дочь аристократа? Или?.. Гадать можно долго и безуспешно. Родители не торопятся делиться секретами. Может быть, сегодня вечером мне удастся приподнять завесу тайны над их прошлым? Кто знает? * * *