– С того самого. И что? Кто-то умнее, кто-то сильнее, а у кого-то вообще глаза красивые, – отрезала я. – Что есть, тем и пользуюсь. – А теперь все попользуются, – отозвался Барсет. – Не жалко? – Да и не было жалко. – Я развела руками. – Не смотрели б вы волками и не пытались бы сожрать, я бы и скрывать не стала. Дело-то житейское. Мужчины фыркнули, переглянулись, и Барсет заговорил первым: – У меня тут одно дело организовалось. Может, поможешь? – А потом мне, – согласился Ирек. Я кивнула. Работа так работа. Тем более полезная и нужная. * * * Барсет передвигался по столице верхом. Для меня лошади не отыскалось, и пришлось сесть на коня позади него. Обхватить за пояс, и нормально. Главное, ехать не очень быстро, а то и лошади тяжело, и самой можно свалиться. Все же не привыкла я верхом ездить, не аристократка. Да и где в лесу коня гонять? Разве что в деревне, но там не такому научишься. Охлюпкой ездить, например, сколько угодно, а вот правильной посадке, осанке, поведению… Вета как начала перечислять, мне дурно стало. Еще и костюм для верховой езды специальный, и седло… Ох, мамочки! – Что там за дело? – спросила я. Можно бы и молча ехать, но… – Давнее? – Я уж дней десять бьюсь. Там… пакостно там, – просто ответил Барсет. – Понимаешь, есть семья. Муж, жена, трое дочерей. И с ними еще мать мужа живет. Все хорошо, все замечательно, муж – купец не из последних, деньги домой приносит, любовниц не держит, по борделям не ходит. Все друг друга любят, ценят, уважают, сплошное благолепие и красота. А потом в один прекрасный день падает муж с лестницы. – Спьяну? – Да кто ж его знает? Винищем от него разило, но… есть и еще одно. Он в халат был одет, вот на халате масляное пятно обнаружилось. Домашние тапочки чистые, лестница чистая, все чистое… Бабы в один голос утверждают, что любили мужа и отца без памяти, ревмя ревут… И ты понимаешь, мать мужа тоже это утверждает. Я хмыкнула. Да, будь она мать жены, там все понятно, родная кровиночка – это солнышко, а мужа и убрать можно, чтобы не заслонял. А вот мать мужа? Прикрывать убийцу родного ребенка? Странно как-то. Обычно все бывает наоборот… я вспомнила мать Миха, свою несостоявшуюся свекровь… Та бы меня за один взгляд в речке притопила, что уж там о чем-то серьезнее говорить? – Ее не запугали? Ничего такого? – Ты знаешь, нет. Я с таким сталкивался, умею различать. Увидел бы. Страх как любовь, как ненависть – есть чувства, которые не спрячешь. Тут я с ним была согласна. Но вдруг? – А если страх не за себя? Или шантаж? – Не знаю. Для того ты мне и нужна, чтобы до конца разобраться с этими бабами, пока меня с ума не свели. А еще там лестница чистая, аж выскоблена. И перила, и все остальное… знаешь, она резная, так вот, ощущение, что кто-то над ней месяц стоял. Ни пылинки в завитушках. Как тяжко вытаскивать пыль из резьбы, я знала. О, это опять-таки не преступление. – Может, тоже вымыли? – Всякое в жизни бывает… – А в остальном доме там как? Может, тоже все вылизано? – Да нет. Я даже паука в одном месте увидел, спросил, так бабка, мать мужа, отговорилась: мол, к деньгам. В гостиной он к деньгам, ага, а лестницу всю выскребли. Я задумчиво почесала нос кончиком пальца. Странно, конечно, но что в этом удивительного? Хотя… – Лестница с двух сторон резная, с одной? – С двух. – Есть возможность веревку натянуть? – Пожалуй, что и есть. И гвозди для этого заколачивать не придется. – Масло, веревка, лестница… – И серьезный сговор, иначе тут никак. – А наследство кто получит? – Девчонкам приданое поделят на троих, что жене, что матери там такие крохи достаются… – Так, может, у кого из девчонок любовь стряслась? – Поди разбери этих баб, – искренне ответил Барсет, – вы ж такие… сами придумаете, сами поверите, сами обидитесь, сами мстить начнете. Пока до правды докопаешься, озвереешь. Но вроде там еще малявки – старшей пятнадцать, младшей двенадцать… – Для деревни возраст почтенный. В нем уж замуж выдают, – задумалась я. – Это в какой же деревне так рано замуж выдают? – удивился Барсет. – У нас уж лет сто, кабы не больше, девчонок раньше шестнадцати лет ни-ни. Никакого замужества. – Почему? – О таком выверте в Раденоре я не знала. – Потому как мала. Вы, бабы, как яблоки зреете, а если яблоко раньше времени сожрать, ничего хорошего не будет. Или здоровье подорвет, или ребенка скинет, помрет раньше времени… это еще его величество Анри закон установил. И даже Храм не пискнул. Выговорили себе право разрешать такие браки, но при условии освидетельствования не меньше, чем пятью лекарями. Я пожала плечами. – Что, у Храма своих лекарей мало было? – Это дело такое… получить все разрешения, пройти осмотры – длинная песня. Лекари-то должны быть с королевской службы, а там иголку в мешке не спрячешь. Если кого и подкупишь, а слухи все равно пойдут, сплетни… нехорошо может получиться. Дойдет до его величества, он и рассвирепеет. Бывало. – Даже так? – Было так. В одной деревне у девчонки семья померла в моровое поветрие, она осталась почти одна. Старший брат еще. Женатый, с семьей, вот решил он малявку замуж выдать, чтобы под ногами не путалась. Ей как раз четырнадцать сравнялось, потащил ее в храм, потом к лекарям. Девчонка была хоть и из робких, но когда ей четырнадцать, а жениху за тридцать… освидетельствовали ее лекари – нет, не гожа для замужества. Брат храмовника подкупил, тот надавить попробовал, да и денег предложили, трое взяли, а двое сообщили куда надо. Не повезло умникам, что там неподалеку король охотился, так бы каменоломней обошлись. А так… три дня прошло, является в деревню его величество и начинает расспросы. Даже мертвых поднять не поленился. Оказалось, братец наследства был лишен, за женитьбу против родительской воли, все должно было девчонке отойти, а если она замуж выйдет, да Храму отслюнить малость, остальное бы ему осталось. Повисли и братец умный, и жених, и храмовник, и трое лекарей рядом с ними, его величество строг был. – Его величество Эрик? – Так и дело-то два года назад было. Весь Алетар сплетничал. – И что сейчас с девчонкой стало? – Замуж выдали. Я чуть с коня не свалилась. – Не поняла? Это как? – А так. В деревне она б одна не выжила. Так что его величество лично посаженым отцом на свадьбе был. Сговорили девчонку за сына старосты, они примерно ровесники. Покамест найдется кому с хозяйством помочь, а когда уж ей семнадцать стукнет, там можно и детей рожать. Его величество так распорядился. И добавил, что если что-то с девчонкой случится, до ее сорокалетия, он найдет, кем деревья украсить. Я хмыкнула. – А если б король там рядом не охотился? – Каменоломни, я же говорю. Для всех причастных. А девчонку бы в приют забрали, имуществу опекуна назначили, до совершеннолетия или брака. – А ты там каким боком оказался? – не удержалась я. – Так у меня там родня живет, в соседнем селе. Да и дело получилось известное. И не одно оно такое, уж поверь. Я задумчиво кивнула. Да. Кое-как этот закон защищал девчонок. А если вспомнить судьбы моей тетки-тезки, мамину судьбу… им бы такая защита не помешала. Да вот не в Раденоре дело было. – А если его все-таки обходили? Бывало ведь? – У нас если кто малолетку… ты поняла, да? Я кивнула. Чего тут не понять. – Так все просто и очень быстро делается. На площади отрубают и сжигают. – Человека? – Нет. Обрубок. А человек пусть потом живет… если, конечно, кровь остановить успеет или от болевого шока не помрет, палач-то ему не лекарь. Я хмыкнула. И вот ни капельки не посочувствовала подонкам, принуждавшим детей. Туда и дорога.