Что-то шевелилось почти подо мной. Ползало. Хлюпало. Царапало корни. Повреждало их. А потом вверх по стволу хлынула… волна. Сотни и сотни маленьких лапок. Все они стремились вверх по мне, не повреждая. В этот раз они пришли за плодами. За моими детьми. Но могут легко уничтожить и меня. Мне страшно! Страшно!! СТРАШНО!!! И до безумия противно! Меня просто трясет от омерзения, отвращения. Брезгливости. Что-то подобное испытывает человек, схвативший голой рукой здоровущего слизняка и раздавивший его в пальцах. Не будь я деревом, меня бы стошнило. И вдруг все кончилось. Я открыла глаза и перевела дыхание. – Эвхаар дгеморгреаз!!! – Вран рентерр!!! Мы с друидом высказались одновременно. И поглядели друг на друга понимающими глазами. – Жив? – Да. Цела? – Проникновения не было. – Хорошо. И хорошо, что я поставил щит. Не сливался, а всего лишь читал. Меня передернуло. Даже без слияния было… мерзко. Даже вспоминать. А уж пережить это… Бэ-э-э-э-э… – Ребята, дайте вина – запить это дело, – попросила я. Лютик мгновенно протянул мне фляжку, и я с удовольствием сделала пару глотков гномьего самогона, настоянного на травах. Жгучая гадость наждаком ободрала мне горло. В желудке словно взорвалась бомба. Но дрожь отпустила. Я подумала – и протянула флягу друиду. Самйон не чинясь взял флягу – и вылил все остальное в рот, как воду. Лютик только головой покачал: – Что вы такого накопали? Я потерла переносицу: – Знаешь ли, ничего хорошего. Судя по характерному кисловато-металлическому запаху, по ощущениям дерева, да и вообще – я бы сказала, что это колония Доримолис Вивварис. – Что?! – ахнул Альмер. – Доримолисы на моей плантации?! Но ОТКУДА?! – Я же спрашивала про врагов, – въедливо напомнила я. Альмер выматерился так, что наши с друидом скромные комментарии только померкли. И, отведя душу, перевел взгляд на нас. – Ну и как это можно убрать? – Надо подумать, – решила я. – Что-то я слышала о борьбе с этой гадостью, но что – надо вспомнить. Сейчас, чуть отойду – и продолжим. – Вы ей верьте, – поддержал Лютик. – Ёлка – это ходячий и читающий монстр. По-моему, в библиотеке скоро не останется ни одного не освоенного ею учебника. Я скорчила другу рожу – и постаралась подняться на ноги. И когда я успела их отсидеть? Вроде ж немного времени прошло? – Ладно. Тогда пока приглашаю всех за стол, – махнул рукой Альмер. Эвин и Лерг подхватили меня под руки – и потащили в дом. Я вяло переставляла ноги и смутно вспоминала, что такое Доримолис Вивварис. Эта пакость пролезла к нам при очередном прорыве. Я уже рассказывала. Открываются врата в другие миры – и оттуда вываливается… всякое. Почему-то больше всего плохого. Я вот до сих пор не понимаю: наш мир – это что, мусоропровод, что сюда всякую пакость несет? Но меня-то сюда тоже случайно затянуло. А я – точно хорошая. Если кто не согласен – подавайте заявление в письменной форме каждый третий четверг каждого седьмого месяца в полнолуние. Обязательно рассмотрю, приму к сведению и употреблю по назначению. Так что бумагу выбирайте помягче. Я в этом отношении – привередливая. Но не в том дело. Так что такое колония Доримолис Вивварис? Коротко – гадость. Подробно – жуть. Здоровущий слизистый мешок, лежащий на глубине пяти метров под землей, а то и глубже, – это матка. На поверхность ей подниматься нельзя – высохнет. Зато прекрасно поднимаются ее твари, чем-то напоминающие термитов. Я знаю, есть такие странные существа – энтомологи, которые приходят в восторг от разной ползучей и летучей пакости. Хочу заявить сразу – я к ним не отношусь. А после доримолисов я вообще стала убежденным сторонником инсектицидов. И – не напрасно. Доримолисы были такой пакостью, которую вывести практически невозможно. Один мешок-матка и пара сотен не очень мелких рабочих муравьев. Скромненький милый муравьишко пяти сантиметров длиной с такими жвалами, что сразу понимаешь: этим насекомым гринписовцы не нужны. Разве что в качестве обеда. Муравьишки были всеядны. То есть лопали – все. При удаче могли переварить и дерево. Но предпочитали что-нибудь повкуснее. Могли слопать человека. Разумом они не обладали. Доримолисов изучали в Универе как пример коллективного разума. Сами по себе муравьи, абсолютно неразумные, возвращаясь в матку, становились ее органами. И у них появлялось подобие коллективного разума. А хотел разум только двух вещей: жрать и размножаться. Выглядело это так. Слизистый мешок матки окапывался в земле где-то на глубине пяти-семи метров и оставался там – выше для нее уже было слишком сухо. На воздухе матка цистировалась – покрывалась серой плотной оболочкой, которую можно разбить камнем. Но стоило ей попасть во влажную землю или под дождь – и она опять оживала, зарывалась в землю. А ночью муравьи выходили на добычу. Лопали все и всех, кто не успел убраться с дороги. И приносили съеденное в матку – в своих брюшках. Там они каким-то образом обменивались пищей. Кажется, это называется проктодеальным трофаллаксисом.[2] Плохо помню эту тему, если честно. Меня как раз тошнило от представленной картины. Что интересно, трупы я могла вскрывать одной рукой, другой держа при этом бутерброд и активно уплетая его за обе щеки. Даже трупы всякой нечисти. Но такие вот насекомые вызывали у меня рвотный рефлекс. Под утро все прекращалось – и матка переползала на новое место. Каким-то образом эти твари обменивались и информацией и знали, куда надо отправляться за следующей добычей. У Альмера на плантации они могли жить долго. И размножаться – тоже. А потом двинуться по округе. Единственным способом поймать эту пакость было магически просушить всю землю на глубину пяти метров. Единовременно. А потом уже магически сканировать – и выловить ее в засушенном виде. Но в таком случае мы угробим всю плантацию Альмера. М-да. Тот, кто ее сюда притащил, знал свое дело. – Ёлка, очнись! И скушай ложечку за кошечку! – дернул меня Эвин. Я тряхнула головой: – А? Оказалось, что я сижу за роскошно накрытым столом и держу в руке вилку. Жаркое стынет, вино киснет, а друзья глядят на меня с видом: «Сама очнется – или пинка дать для скорости?» – Не дождетесь, – порадовала я приятелей и принялась уплетать за обе щеки. Сеанс телепатии меня слегка утомил. А максимальную растрату силы вызвало отвращение. Слишком мне хотелось прервать контакт, чтобы не чувствовать того же, что и несчастное дерево. Минут десять все молча жевали. Потом заговорил друид: – Что ж, теперь ты знаешь, кто шкодит у тебя на плантации. – Мне от этого не легче, – буркнул Альмер. – Спасибо тебе, что пришел, помог… – Э-э-э, спасибо в карман не положишь, – протянул друид. – И сколько я должен в золотых? – Ты мне будешь должен один из ваших трофеев, – спокойно ответил друид. – Когда поймаете. – Один из?.. – С вилки Альмера прямо в его бокал упал салат. Но Михмон даже не заметил этого. – Один из?!. – Я думала, вы догадались по количеству обнесенных деревьев за ночь. Их уже три штуки, – сообщила я. М-да. Таких ругательств я и в Универе не слышала. – Я – разорен, – коротко заявил Альмер, переставая материться. – А мне почему-то кажется, что нет, – заметил Аддер, который также присутствовал за столом. – Да?! – взорвался Альмер. – А ты представляешь, сколько мне надо будет восстанавливать землю?! Их три штуки?! Так?! И эту дрянь так просто нельзя обнаружить под землей! Ни магией, ни чем-то еще! Считай, надо обрабатывать всю плантацию! Деревья погибнут! Мне придется менять распорядок у других деревьев, чтобы хоть как-то компенсировать это! И они начнут гибнуть! Это же как по часовому механизму кувалдой грохнуть! А потом все это восстанавливать?! Проще продать плантацию! – Ага. Да кто ж ее купит?! – Вернеро Рлейн в том круге заходил, предлагал… – А сейчас? – Сейчас уже не предлагает. – Альмер, – тихо попросила я. – Вы, пожалуйста, составьте список тех, кто приходил к вам на плантацию где-то за луну до появления «воришки», и проверьте. Где-то среди них и будет ваш враг. А потом, если вы доверите плантацию УМам-недоучкам, мы очистим ее от этой пакости. Или хотя бы попытаемся. Есть у меня наработки… – Ага, – понятливо закивал Эвин. – А я пошел рыть окоп. – Зачем? – удивился Лерг. – Чтобы взрывом не зацепило, когда вы свои наработки применять начнете. – Так ты же вроде не суслик? – Но может стать, – издевательств над своей работой я никому не прощала. Да, уже над своей работой. Все-таки этот мир с его магами стал для меня намного ближе и понятнее родного. И я даже иногда думала: как же я смогу опять вернуться – и жить дома? Воображение почему-то отказывало. Но очень хорошо представлялись хулиганы с ромашками в ушах, соседи, кричащие ослиными голосами, и колорадские жуки, которые собираются с картошки, чтобы дружным клином лететь в дружественную Америку – как говорится в Израиле, репатриироваться на родину. В Колорадо. – Ёлка, а что ты придумала? – спросил меня Лютик. Я зловредно ухмыльнулась: – Почему мы не можем нащупать эту пакость? – Они отлично сливаются с землей. – Правильно. А способ их убить? – Либо просушить до последнего предела, либо серебром, как и многих других.