В принципе, она что-то нехорошее еще ночью подозревала. Такая кровопотеря – она сама по себе не проходит. Это шить надо, а как? Она не умеет! Это не сквозную дыру в плече почистить, это внутренности! Яна понимала, что полезет – так втрое быстрее бабу угробит. Хотя… бабе уже, кажется, все равно, а ей бы тренировка… – Спасибо. На любезности Яна размениваться не стала. – Тебя как зовут? – Марфа я. Меншикова Федора дочь. Если б это Яне еще о чем говорило! Женщина поняла, что бесполезно – и заторопилась, проглатывая половину слов. Федор Михайлович Меншиков был купцом первой гильдии. То есть миллионщиком. Марфа – его единственная дочь. Есть еще сын, но тот не женат и слаб здоровьем. Марфа вышла замуж за Прохора Игнатьева, чтобы объединить состояния. И сейчас они с мужем и детьми ехали к отцу. Понимая, что получается в стране, Федор благоразумно решил рвать когти. – Очень умный человек, – одобрила Яна. Умный. А вот Прохор сплоховал. Нет бы охрану получше нанять или еще как подстраховаться, а он сам погиб, жену, считай, погубил, детей… – У меня предложение. Я батюшке письмо напишу. Если ему детей доставишь, денег получишь. Много… Яна думала недолго. – Пиши письмо. – Образ поцелуй, что детей не бросишь… Яна хмыкнула. – Хорошо. И бумагу, и чернила, и образ – все удалось найти буквально по соседним кельям. Марфа писала полусидя, и было видно, что это причиняет ей немалую боль. И кровь не останавливалась… Запах крови становился все сильнее. Яна понимала, что происходит. Здесь и сейчас женщина, на последнем издыхании, стремилась дать своим детям шанс. С другой стороны, Яне этот шанс тоже был нужен позарез. Ей еще из Русины выбираться и Гошку вывозить… с этим она справится, но как там Нини? Ведь совершенно не приспособленное к жизни существо! А ей еще племянника на шею? Не окажется ли он камнем, что потянет сестричку ко дну? С другой стороны, если купец здесь миллионы нажил, так он и там не растеряется. А если ему внуков доставить… Яна отлично помнила, что через год… Какой – год? Осенью. Ее не станет уже осенью. И ей, кровь из носа, надо найти для Гошки семью, опекуна, а купец… Поймет он свою выгоду! Никуда не денется! Когда выгода плюс признательность – оно доходчиво получается! А не поймет… Плевать! Брось Яна на произвол судьбы детей – и человеком она не была бы даже в собственных глазах. Никак иначе. Потап смотрел на это во все глаза, прижимал к себе малышню. Марфа писала. Быстро и уверенно, что свидетельствовало о хорошем образовании, полученном ею в девичестве. Лист покрывался ровными строчками. Вот она закончила письмо, протянула Яне. – Прочитай. Яна пробежала глазами красивые буковки. Хм, вроде все без двойного дна. Честный рассказ, как ехали, как на них напали, как уволокли и Марфу и детей, убили на их глазах Прохора, да еще и поглумились, как в монастыре ее насиловали всей толпой… Как появилась Яна. Которая должна доставить к нему детей. Просьба о награде… Яна кивнула. Сложила лист, потянулась за воском, накапала в нужное место так, чтобы было не открыть, не сломав печати. – Есть чем запечатать? – Есть. Черный перстень так и был при Яне. И ничему не мешал. Ни перчатки носить, ни стрелять, ни обувь шнуровать… Яна о нем попросту забывала. Вроде есть кольцо на пальце, а вроде бы и нет его. Но сейчас… Перстень повернулся к ладони камнем, коснулся воска. – Ох… Марфа смотрела большими глазами. На печати проступал рисунок сокола, падающего на добычу. Хищной злой птицы. И каждый в Русине знал, ЧЬЯ это печать. Каждый. Яна криво усмехнулась. Кажется, у колечка есть свои тайны? Что ж, не ей их разгадывать. А сейчас… – Я, Анна Петровна Воронова, принимаю на себя ответственность за детей Марфы Федоровны Игнатьевой. За Михаила Прохоровича и Марию Прохоровну Игнатьевых. Обещаю доставить их к деду, Федору Михайловичу Меншикову. Сделаю все, чтобы они были живы, здоровы и целы. Мое слово! Икону она целовать не стала. Да и не нужно было – с Хеллой-то в покровительницах. По комнате пронесся ледяной вихрь, хотя окна были закрыты. Взметнул волосы Яны, коснулся детских макушек, заключил в свои объятия Марфу. Та улыбнулась, нашла глазами детей – и откинулась на подушки. Лицо ее белело, из него быстро уходила жизнь… – Хелла, она родилась в семье купца, но умерла как истинно благородный человек. Прими ее душу, – тихо произнесла Яна. И на миг всем показалось, что где-то вдалеке поземкой по льду прозвенел-прошуршал женский тихий смешок. * * * Миша и Маша бросились к матери, заревели… Яна не стала терять времени даром. И цапнула за локоть Топыча. Тот смотрел большими квадратными глазами. – Ты… вы… – Цыц! Живо – собираемся! Дольше необходимого тут оставаться нельзя, сам понимаешь! – Сейчас, скотину выпущу, – сообразил пацан. И рванул в хлев с такой скоростью, что пыль столбом поднялась. Яна вздохнула и присела рядом с детьми на кровать. Сгребла их в охапку. – Маленькие, никому вас не отдам, не брошу… держитесь! Да уж. Утешитель из нее получился крайне хреновый. Другого и слова-то не подберешь… Малявки заревели вдвое громче. А время утекало сквозь пальцы… Между временем и безвременьем Хелла сосредоточенно рассматривала души, зависшие перед ней. Девять подонков. Одна светлая душа. С ней проще всего. Хелла шевельнула рукой, отпуская душу. – Ты скоро переродишься. И жизнь твоя будет счастливой. Марфа, а это была именно она, шевельнулась. Хелла поняла и успокоила: – Она не бросит твоих детей. Я знаю. Ты можешь быть спокойна – ты сделала все возможное и боролась до конца. Душа улыбнулась – и начала таять. Мир мертвых Хеллы – не совсем склад для использованных душ. О нет. Хелла – богиня рациональная. Она просто принимает души – и воздает каждому по справедливости. – Теперь вы. Убивали, насиловали, получали от этого удовольствие… С особым отвращением Хелла смотрела на главаря. Психологии подонку захотелось? Никакого гуманизма, о нет! Откуда он у слизней? Даже не слизней, те все же безобидны, а это… глист? Да, пожалуй что глист. Особо крупный и злонамеренный.