Страшно было смотреть правде в глаза, но… Этот Зверь – часть меня. Страшная, мерзкая, безумная часть меня! Часть, которую можно ненавидеть, давить, прятать, бояться… но вот только вытравить ее не получится! Неужели я действительно такая? Страх, безумие, паника, зло, боль и кровь… Зверь мечтает сеять все это. И я боюсь. Боюсь, потому что понимаю – он может. Говорят – бодливой корове Бог рог не дал! Я бы с удовольствием обменяла все мои рога на дополнительное вымя! Ей-ей! Но… Этот зверь – часть меня. Он всегда пребудет со мной. Жива я – жив и он. А страшнее всего то, что он – свободен в моей душе. Он в любой момент может вырваться наружу. И что будет тогда?! ЧТО?! Боги и герои, ну почему я?! Я ведь никогда не хотела такого! Даниэль, Даниэль, любовь моя, неужели ты мог видеть это чудовище – и не отворачивался? Не думал, как его использовать в своих целях? Как посадить на поводок? Как приручить? Натравить на врага? Ни разу не задумался?! Но я и так знаю ответ. Ты – видел. И любил. Может. Своей любовью, любовью художника, но ты любил во мне даже это чудовище. А я ненавижу его в себе! Я не хочу быть страшной! Злой! Жестокой! Не хочу мучить людей – и наслаждаться их ужасом и болью! А ведь может случиться и так. Если что-нибудь убьет в моей душе человека – зверь вырвется наружу. И остановить его можно будет только разрывной пулей! Не меньше. Когда-то я читала рассказ. Там один герой мог превращаться в дракона. А его страна стонала под игом тирана. Герой так и сделал. Превратился. Убил тирана и стал править сам. И превращался еще несколько раз потом. Но была оговорка. Он может превращаться, насколько у него хватит сил. А потом – станет чудовищем. Он это знал. Страна прославляла героя. А потом его попытался убить один человек. – Почему ты хочешь моей смерти? – спросил император. – Потому что ты можешь стать чудовищем, – ответил убийца. – И тогда наступит смерть для всех. Тогда император достал клинок, которым можно было убить дракона, – и отдал убийце. – Почему ты даешь мне этот меч? – спросил убийца. – Потому что ты сможешь убить чудовище. И если я им стану – ты окажешь мне эту милость, – ответил император. Они прожили долго. И император правил счастливо. А убийца всегда стоял слева от его трона. И волшебный меч был при нем. Но где взять такой меч для меня? И где взять человека, который убьет меня, если Зверь в моей душе окончательно победит человека? Я тихо плакала. И Шарль плакал. Слезы текли по нашим лицам, смешиваясь, и я не могла сказать – от чьих слез солоны мои губы. Мои? Его? Не знаю… Мы прижимались друг к другу – и рыдали в голос, стараясь хотя бы так выплеснуть свою боль и страх. Полу-Дракон и Полу-Зверь. Два нелюдя? Или два человека? Два обломка человеческих душ в холодном и жестоком мире. * * * Шарль затих очень нескоро. Я успела выплакать все слезы и даже охрипнуть за это время. А он – все рыдал и рыдал, сперва со слезами, а потом одними сухими всхлипами, которые, казалось, рвут его широкую грудь на части. Потом он затих и просто сидел, держа меня в руках. И очнулся, только когда в стекла робко постучалась заря. Я старалась все это время не шевелиться. И не вырывалась. Ясно же – человеку нужен кто-то рядом… – Извини… Я сорвался… но… ты и правда… – Богом клянусь, – сказала я со всей убедительностью. – А если ты в Бога не веришь, то клянусь здоровьем своих родных. Я просто вытащила тебя, потому что нельзя так издеваться над людьми… – Я – оборотень. – Полу. Наполовину – дракон. И очень красивый. Жаль, что ты не свободен в своей силе. – Ты – видишь?! Шарль дернулся так, что я чуть не слетела с кровати. – Вижу. Расскажу об этом потом. Когда будет свободное время. А пока просто послушай меня. Ты можешь отличить правду и ложь, так? – Да. – Еще раз клянусь своим здоровьем и жизнью родных. Я не питаю в отношении тебя никаких планов. Я просто помогла тебе, потому что так – правильно. Фашисты не должны быть. Моя бы воля – я бы и Альфонсо прибила. Не могу. Жаль. Хотелось. – Тебе действительно жаль? – Что я не могу его убить? Да! Он – подонок и мразь. С ним бы поступить, как он с тобой. Шарль еще крепче сжал меня в объятиях. – Так я свободен? – В любой миг. Единственное, о чем я прошу – не подставлять меня и не попадаться так еще раз. Вряд ли я смогу тебя опять вытащить. Шарль задумался. – А что ты хотела со мной делать? – Ничего. Отдохни, отъешься – и свободен. Мечислав найдет тебе работу, если я попрошу. А если не хочешь пользоваться его любезностью – придумаем что-нибудь еще. Пойдешь на курсы, начнешь работать, снимешь комнату – и живи, как нормальный человек. – Нормальный человек, – горько протянул Шарль. – Я почти тысячу лет не общался с нормальными людьми. Я даже не знаю, какие они сейчас – люди. Я вздохнула. – Тогда начни с меня. Вношу предложение – лечь поспать. Подчеркиваю – просто поспать. Это когда сопишь в две дырочки и видишь сны. Лучше – цветные и хорошие. Кстати, если я распоряжусь – тебе кошмары сниться не будут? – шутка прошла мимо. М-да, отходняк мегаваттный. – Проснемся – позавтракаем, дождемся твоих шмоток и поедем покупать тебе лежанку. С чего-то же надо начинать? – Н-надо… – неуверенно согласился Шарль. Я аккуратно вылезла из его рук – врагов бы так обнимать – и взглянула на себя. М-да. Жирафы выглядели так, словно я в этой пижаме купалась. – Вот и отлично. Я пойду переоденусь, а то вся мокрая. А ты начни с того, что устроишься на кровати поудобнее. Ты любишь спать слева или справа? – В-все равно… – Отлично. Тогда пробуй и так – и так. Я вернусь – займу, что останется. Выбери себе одеяло и подушку. Хочешь – сходи на кухню, попей воды. Не хочешь – лежи так. А я пошла переодеваться. Я достала из шкафа еще одну пижаму – с утятами по веселенькому желтому фону – и удалилась в ванную переодеваться. Пока я была там, по коридору неуверенно прозвучали шаги. Туда – оттуда. Все-таки решил попить воды? Ну и правильно. Когда я вернулась, Шарль лежал на боку и смотрел на улицу. – У тебя красивый вид из окна… Что он нашел красивого в детской площадке с парой чахлых деревьев? Я пожала плечами. – Возможно. Тебе полегче? – Есть немного. Ложишься? – Ага. Я нырнула под свободное одеяло и принялась заворачиваться. – Спокойного дня. Что ответил Шарль, я уже не слышала. Проваливалась в сон, как в воду. * * *