Лучше б я на другую парту села. В этом кабинете парты узенькие, всего сантиметров тридцать. А ноги у меня длиннее. И сейчас мои коленки во всей красе торчали из-под стола, а Йорик шарил по ним жадными глазами. Так и хотелось сказать: «Отвернись, козел, все колготки салом заляпал». Нельзя. Вот пусть сначала отметку поставит в зачетку, в ведомость и в отработку. А потом я ему противогаз натяну на глаз – и по самую… попу! И Танька, зараза! Не могла выбрать юбку подлиннее! А то все вещи – максимум до колена. А кое-что вообще можно принять за расширенный купальник с оборочкой. Первым нарушил молчание Токаревич. – Итак, Юлечка, что же вы мне можете рассказать о… – Много всего полезного и хорошего, – тут же откликнулась я. – Можно без подготовки? – Вам, Юлечка – можно всё. Абсолютно всё, что вы пожелаете, – пропел Юрик, испепеляя мои коленки страстным взглядом. – Всё-всё? – уточнила я. – Абсолютно, – интимно шепнул Юрик. – А что вы хотите? Я мерзко ухмыльнулась и подвинула ему ведомость с зачеткой. – Оценку «отлично» поставьте. А то у меня еще сегодня дел по горло. Юрик широко улыбнулся. Выглядело это так, словно блин раздернули на две неравные части. Пахнуло запахом нечищеных зубов и чеснока. Хоть «дирол» бы пожевал, гад! Стошнит ведь сейчас… – Какие же дела могут быть ночью у такой очаровательной женщины? То есть – девушки? – Да хоть – бабушки, главное, оценку поставьте, – не утерпела я. И с горечью подумала, что общение с вампирами и оборотнями изрядно подкосило мою выдержку. Оно и неудивительно. Доброе слово эти зубоскалы понимают только после того, как получат по рогам. Поэтому нет смысла их уговаривать. Лучше сразу показать зубы, а потом тебя будут слушаться по праву сильного. – Личная жизнь на то и личная, что касается только одного человека. А уж никак не всех окружающих. – И насколько… личная у вас эта жизнь? – шепнул Юрик, накрывая толстой ладонью с сарделечными пальцами мою руку. Меня передернуло. Озабоченный подлец принял это, видимо, за дрожь страсти и удвоил натиск. – Я бы не возражал стать ее частью… Я представила лирическую картину – показываю я Мечиславу этого… Токаревича и произношу: «Дорогой, это моя личная жизнь!» На миг очень захотелось так поступить и потом полюбоваться на лицо вампира. А что? Вдруг его кондрашка хватит? От осознания, кого ему предпочли? План разбили вдребезги шевельнувшиеся на моей ладони сосисочные пальчики бывшего прапора. Боюсь, что при одной попытке поцелуя с этим меня крепко стошнит. И кто над кем будет смеяться – неясно. Я резким движением выдернула руку. – Извините. Но моя личная жизнь слишком насыщенна, чтобы уплотнять график. В глазках Токаревича вспыхнули нехорошие огоньки. – А вы подумайте, Юлечка. Я ведь не каждой делаю такое предложение… а вы девочка умная, из хорошей семьи… Ты еще и про мою семью вякнул, недоделок?! – Вот-вот. И портить генетику семьи мне никто не позволит, – огрызнулась я. Токаревич поднялся из-за стола, обошел его и положил тяжеленные ладони мне на плечи. – Уберите, – потребовала я. – Вы мне потом пиджак стирать будете?! Вместо исчезновения пальцы медленно сжались. Вид толстых розовых отростков на зеленой ткани вдруг пробудил в моей душе уснувшую женщину со звериными глазами. И я почти физически ощутила, как она шевельнулась, внимательно вгляделась моими глазами в наглого хама, который решил, что ему все позволено… а потом озорно улыбнулась. – Смотри сюда… Шепот в моей душе пронесся ветерком, раздувая огонь ярости – и способности. И я увидела. Ауру Токаревича. Неприятную. Откровенно неприятную. Такую… желтовато-серовато-зеленовато-коричневатую. Но в этот раз я видела ее немного по-другому. Так, как меня учил Питер. Под смесью цветов – спутанный клубок нитей. И куда они ведут. Клубок серо-желтых нитей к желудку и кишечнику, коричневых – к мозгу, ярко-алая ниточка к паху… Женщина со звериными глазами насмешливо оскалилась. А потом моя рука вдруг сделала короткий жест. Благо Токаревич стоял совсем рядом со мной. И он прошел, как неловкий взмах руки. Но я знала, что потянула именно то, что необходимо. – Б-л-у-р-п… – сказал желудок преподавателя. Я зловредно ухмыльнулась. Розовые сосиски изчезли с плеч с рекордной скоростью. Токаревич рванулся за дверь так, словно через минуту в кабинете должна была взорваться граната. Оно и неудивительно. Не подходите к ведьме, она не слишком добра… Да, лет триста так назад, в Европе, меня сожгли бы как ведьму. За что? А за дело. Например, за насылание порчи. Вот как сейчас. Почему с такой скоростью вылетел Токаревич? Потому что я крепко дернула за ниточки, ведущие к его желудку и кишечнику. По моим скромным представлениям, ему сейчас очень сильно захотелось в туалет. Ну, очень сильно. И не факт, что он успеет добежать до места. Хотя какая мне разница? Воспитательный процесс объявляю открытым. И если понадобится – я еще раз пять повторю это действие. То, что сделано один раз – получится и второй… Женщина со звериными глазами надменно усмехнулась в глубине моей души. Она была настолько яркой, живой и реальной, что даже становилось страшно. Алый плащ развевался на невидимом ветру. И я отлично понимала, что она мне хочет сказать. Рано или поздно, так или иначе… Я стану смотреть на мир ее глазами. Или она – моими? Не знаю. Это по-прежнему пугало. Меня ведь тогда не будет. Будет кто-то другой. И не факт что лучше меня нынешней… Хлопнула дверь. Токаревич, изрядно осунувшийся, вошел в аудиторию – и остановился, не доходя до меня двух шагов. Добавим перца? Я поднялась и медленно направилась к преподавателю. – Так на чем мы остановились, Юрий Михайлович? Давайте поговорим подробнее… о жизни, о взрывах, об ожогах… Двух шагов хватило. И моя рука опять сжала серо-желтые нити. – Б-л-у-р-п… – сказал желудок преподавателя. Токаревич опять метнулся за дверь. Я улыбнулась. Вообще-то есть такой метод похудения, как гидроколонотерапия. Это означает, что бедолаге ставят кучу очищающих клизм. И вес снижается. Потом правда, наедается опять. Но это же потом? А пока… Сколько потребуется Токаревичу, чтобы осознать всю глубину своих заблуждений и быстренько поставить мне оценку? Три раза? Пять? Да что это я так мелочусь? Для хорошего человека и десять прочисток не жалко! Я уселась на парту и принялась болтать ногами в воздухе. Минут десять. Потом Токаревич вернулся и встал на пороге. Я улыбнулась и соскочила с парты… – Мы с вами не договорили… Третий раз ничем не отличался от двух первых. Скоростью – так точно. А я даже задумалась – откуда в человеке столько… навоза? Вроде бы два раза уже ему все прочистили… Он бы у меня и еще часика два побегал, но я недооценила крысиную сообразительность. Когда мокрый, красный и изрядно потрепанный Токаревич в третий раз воздвигся на пороге комнаты, я было направилась к нему, но… Юрик попятился от меня, как от гадюки. – Пятерку? – хрипло спросил он. – Разумеется. А куда вы пятитесь? Мы же еще не пообщались… – Не надо! – взвизгнул Токаревич. – Не надо общаться! Какой умный человек. А никто и не догадывался. Ну да ладно. – А то не стесняйтесь… Я рада буду с вами пообщаться в любое время дня и ночи… Юрик еще сильнее сбледнул с лица и напоминал сосиску, которую забыли окрасить. Такой же мучнисто-крахмальный цвет… – Я сейчас вам все поставлю… только не подходите… А жаль. Я бы ему еще раз пять устроила бег на короткие дистанции… Сообразительный, гад. Понял, что это из-за меня. Теперь надо оправдаться. Я глупо похлопала ресницами. – У вас что – на меня атипическая реакция? Как аллергия? Очень, очень жаль… Вы точно уверены? Токаревич был настолько уверен, что обошел меня по большому кругу. Быстро, даже не присаживаясь за стол, черканул отметки в зачетке, в ведомости и в «отработке» – листке, полученном в деканате, расписался и кивнул мне. – Забирайте – и всего хорошего. Я послушалась. Бедный прочищенный Юрик предусмотрительно передвигался так, чтобы оказаться от меня на расстоянии двух метров. Умница. Урок усвоен. Я подмигнула ему. – Всего хорошего, Юрий Михайлович… И выскользнула за дверь. Завтра занесу все в деканат. Вот видите, как хамы поддаются воспитанию? А говорят, не получается, Макаренко бы не справился, характер формируется до трех лет… Главное – это правильный подход. И тогда любого человека удастся наставить на путь истинный. Хотя бы – до туалета и обратно.