– Ну там, где собираются строить. Там какое-то старое зло. И очень страшное и хищное. Что бы тут ни построили, добра не будет. Что тут было раньше? Дед пожал плечами. – Ты знаешь, я не местный. Знаю. Дед в свое время нарочно уехал подальше от места, где погибла его семья. – Валь? – повернулась я к оборотню. Но и тот только развел руками. – Юля, последние лет двести тут была площадь. А до того? Кто знает! Надо копаться в архивах, искать, думать… я не историк. – А кто? – Твоя подруга. Настя. – Ей сейчас нельзя. У нее дети. – Но сказать, где и что искать – она может. – Валь, если ты ее потревожишь до родов – ты у меня сам родишь. Составишь конкуренцию Шварценеггеру! – зашипела я. – Ладно, уговорила, – отмахнулся оборотень. – Пусть наводит справки после родов. И тебе услугу окажет, а то она так переживает – мол, обязана, должна, по гроб жизни… – После родов – ладно. Но не раньше. Оборотень кивнул – договорились. А я тупо смотрела, как на площади, под гундеж губернатора, спешно разбирают старой укладки камни. Зрение соскользнуло опять в тот же режим. И я увидела то, на что раньше не обратила внимания. Почему кусты? Почему это все было – невысоким? Потому что лежали старые камни. А там, где их вынимали, черная дрянь поднималась, расправлялась, словно рвалась на свободу! То есть они сдерживали эту пакость?! Да наверняка! Я бы не слишком удивилась, обнаружив на внутренней стороне камней (той, которая была погружена в землю) знак креста или что-нибудь еще в таком духе. Да хоть и египетский символ вечной жизни! Твою мать! Двести лет. Двести лет назад вымостили эту площадь. И хорошо вымостили. Она и войну, и революцию, и коммунизм пережила. И еще бы лет двести простояла. Если бы не наш придурок-губернатор, котором обязательно раз в год надо хоть что-нибудь построить – а то как же! Под это ж можно выпросить денег у государства, поделить их между своими, а отчитаться – как за громадное дело! Чуть ли не горы свернул, весь на навоз изошел… хотя ему и исходить не обязательно. Ну не люблю я нашего губернатора! Не люблю! И – за дело. А что он еще тут раскопает… Хоть бы нас сейчас не накрыло! Я сильно подозревала, что заорать: «Бегите все отсюда к чертовой матери, там и то уютнее!!!» – можно. Но результата не будет. Разве что меня запихнут в психушку. Это – не выход. Но и сидеть тут?! Совсем рядом? Когда начнут копать? А если – накроет? Я вдохнула. Выдохнула. И медленно представила себе прозрачный купол, опускающийся на меня, деда и Валентина. Накатила слабость. Закружилась голова. Сильно затошнило. Но – есть Бог на земле! Теперь я видела все происходящее на площади, словно из-под стеклянной чаши. Чуть искаженным. Я вцепилась в руки мужчин, сидящих рядом. В первую очередь я буду закрывать их – и себя. Все остальные меня не волнуют. – Что бы ни случилось – не отходите от меня. Ясно? Валентин кивнул. Дед недоуменно поднял брови. – Почему? – Потому, что кончается на «у». Дед, поверь мне на слово, прошу тебя! Этого оказалось достаточно. – Помощь нужна? – Нет. Просто – не отходи от меня. – Как скажешь. За что я люблю своего деда – это за то, что в глубине души он так и остался разведчиком. И людей делит по принципу Высоцкого. Ты бы пошел с ним в разведку? Нет – или да? Опасность? Что ж. Если внучка говорит про опасность, значит надо прислушаться. Полное доверие напарнику, который знает больше, – и готовность повиноваться приказам. А сколько людей махнули бы рукой – что ты, мол, ахинею собираешь? И погибли бы. Еще погибнут, – мрачно оскалилась в глубине души женщина со звериными глазами. И я не могу это предотвратить. При всем желании я не смогу растянуть купол на большое число людей. У меня нет таких сил, таких знаний, такого умения… А черное сияние разворачивалось все яростнее и ярче. Что-то гнусил еще один чиновник. И я могла подумать только об одном – оно уже зацепило губернатора. И еще многих. Чиновники, бизнесмены, все, кто сидел в первых рядах или терся радом со сценой. На миг там мелькнуло лицо Доси. Зацепило не сильно. Пока только ноги. Но я отчетливо видела, как щупальца пульсируют на человеческих аурах. И понимала происходящее. Они питались. И пока им хватало. Но потом, чуть позже, они могут и разрастись. И что будет происходить – бог весть. А люди пока даже ничего не чувствуют. Может быть – легкую усталость. Сонливость, отупение, возможно – дурноту, но кто ее не чувствует на таких церемониях? Пока щупальца еще не вросли в ауру, они не будут проявляться – резко. А вот когда врастут… Я уже не слышала ни одного слова. Зато отлично видела, как вышли что-то спеть Миша Пила и Дося. Видела, как Мише дарят цветы – и узнала в одной из дарящих Наташку. А, вот чего она сюда приперлась… Кумир поет! Извольте слушать. А потом губернатор махнул рукой. Экскаватор выкатился к разобранному месту – и ковш вонзился в землю. Я не закричала. До боли впилась ногтями в руку, хорошо хоть не свою, а Валентина, но не заорала. А хотелось! Потому что из земли во все стороны брызнуло нечто, напоминающее нефтяной фонтан. Только – ментальное. Я это видела, а остальные даже и не подозревали, что черная липкая гадость брызжет по сторонам, задевает без разбора чиновников, актеров, журналистов – и ни в чем не повинных рабочих, корежит их энергетические оболочки и прожигает дыры в ярких и не очень аурах… На нас бы попало. Но мой щит выдержал. И мне казалось, словно черная липкая грязь течет по светлому стеклянному куполу – и соскальзывает вниз, не в силах удержаться. В ушах шумело. Перед глазами заплясали светящиеся мушки. Больно не было. Только тяжело. Словно что-то навалилось – и старается вплющить в грунт. И надо – держать эту тяжесть. Просто держать. Потом произошло что-то странное. Все кинулись вперед, под эту мерзость – и стали весьма заинтересованно на что-то глядеть. Но на что?! Хотя мне – наплевать! Важно другое! Как скоро я смогу уйти отсюда? Надолго меня не хватит! Я повернулась к оборотню. И произнесла, четко артикулируя губами – я не знала, говорю я вслух – или только пытаюсь, а им меня не слышно. – Уведи меня отсюда. Мне стало плохо… Оборотень кивнул, подхватил меня на руки – и потащил прочь. Я крепко вцепилась в руку деда, так, что он вынужден был идти за нами. И так же вместе с нами двигался наш щит. Так же шлепались на него черные комья – и опадали вниз, бессильные. И – полные яростной холодной злости. Их лишали пищи. И это было им невыносимо. Ну и пусть подохнут от возмущения! Раз не могут вынести облома! На этой ярости я продержалась еще метров сто – до стоянки. А там было уже безопасно. Щит исчез – и я расслабилась на руках оборотня. – Хвала богам! Живы! – И ты мне сейчас дашь объяснения, – вмешался дед. Я послушно прикрыла глаза. Кивать не хотелось. Голова кружилась почему-то. – Дам. Хоть килограмм. Только поехали к тебе, ладно? И… захватите по дороге что-нибудь пожрать! Валентин загрузил меня в джип на заднее сиденье. И я расслабилась там. Хорошо. Туда слона поместить можно. Дед уселся в свой черный «порше» – и поехал вперед. В его офис едем, ему и дорогу показывать. По дороге Валентин заехал в пиццерию и взял мне здоровущий литровый стакан колы и здоровущую пиццу. Обычно я колу, этот суррогат из сахара и красителя не пью. Но сейчас – пошло на ура. * * * Наконецс-с-сс-с-сс-с-с-то! С-С-Спус-с-стя с-с-столько лет – я в руках у человека. Человечки! Что ж, она тоже подойдет – на первое время. Плиты, которые так давили на меня – убраны, мои час-с-стицс-с-сс-с-сс-с-сы заняли с-с-свои мес-с-ста – и с-с-стоит мне выбратьс-с-ся, как я призову их. Мне нужна будет пища. Много пищи. С-С-Сильной пищи. И приятно, когда не надо за ней охотитьс-с-ся. Она с-с-сама придет к тебе. Покорная и не с-с-спос-с-собная с-с-сопротивлятьс-с-ся. Потом я с-с-смогу позволить с-с-себе многое. С-С-Смогу позволить с-с-себе охоту. Нас-с-слаждение болью и с-с-страхом с-с-смерти. Удовольс-с-ствие от медленной с-с-смерти. Но не с-с-сейчас-с-с. С-с-слишком много ушло у меня с-с-сил. Я знал, что буду с-с-свободен рано или поздно. Я ждал и готовилс-с-ся. Я рас-с-стил «детей» и подгрызал с-с-стены с-с-своей тюрьмы. И они поддавалис-с-сь. Медленно, но верно. Что ж. я могу пойти двумя путями. Я могу с-с-сам подточить и разрушить с-с-стены с-с-своей тюрьмы. С-с-сейчас-с-с это намного проще с-с-сделать. Но уйдет много времени. С-с-сто лет? Двес-с-сти? Трис-с-ста? Даже для меня это много. Хоть я и живу много с-с-сотен лет. Или я могу с-с-сменить нос-с-сителя – и найти того, кто проведет ритуал ос-с-свобождения. Почему бы и нет? Главное – найти подходящего человека.