– Сын мой, вы не хотите принести мне свою исповедь? Воплер кивнул. – Да, патер. Я хотел бы раскрыть душу и, возможно, получить совет. Мне нелегко. Лиля вздохнула: – Пастор, мы будем ждать вас. – Ваше сиятельство, не стоит… Бесполезно. – Пастор, вчера чуть не пострадала моя дочь. Если что-то случится с вами – я себе век не прощу. Это не обсуждается. Мы ждем вас. И вышла обратно в храм. Пастор Лейдер ни прощания, ни прощения не удостоился. Наоборот, Лиля поставила себе галочку – узнать, за что его сюда сослали. И если удастся – сослать его еще дальше. На местные Соловки. К чертовой матери! Копать он под нее вздумал! Да еще так топорно! Каз-зел! Для пастора Воплера настал сложный момент. Кенет отнюдь не был глупцом. О нет… Он многое видел, многое понимал, о многом размышлял. Только вот… Он был болезненно честен в своей вере. Он знал, что Альдонай существует, готов был убеждать в этом каждого встречного и жить только по его заветам. Ага. В юности. Потом жизнь резко обломала его мечты. Как обнаружил Кенет, начав жизнь пастора, вера и религия – это две большие разницы. Примерно такие же, как корова и присосавшаяся к ней пиявка. Иначе Кенет не мог назвать тех своих собратьев по церкви, которые паразитировали на людях, пользуясь их верой и наивностью. Увы… Оказалось, что в церкви полно мерзавцев, которые больше думают не о том, как принести свет в души людей, а о своей личной выгоде. Что любого можно оклеветать, подставить, обидеть, заслать в такой глухой угол, в котором даже и докторуса нет. Можно. Кенет понял, что ему никогда не выбраться из Иртона. А когда умерла его жена, потерял всякую надежду на счастье. И принялся беречь и воспитывать Марка. Все изменилось с появлением Лилиан Иртон. Он помнил, как горел храм. Помнил чувство острой безнадежности. Помнил, как боялся за сына – ведь все его сбережения… Чем он будет кормить мальчика зимой? Ан нет. Лилиан Иртон забрала их в замок, одела, обула, накормила, приставила Марка учиться, причем вместе с юной виконтессой. Это было сродни чуду. Помощи с неба. Подарка Альдоная. Но, когда он как-то попробовал заговорить с графиней о своей благодарности, та только отмахнулась. – Пастор, вы что – полагаете, я могу бросить кого-то умирать голодной смертью? При чем тут благодарность? Это нормальный поступок. Это мой долг как графини. Да, но долг не включал всего, что дала ему Лилиан Иртон. К Кенету вернулся смысл жизни. Он отлично понимал, что вирмане не сильно воспринимают его проповеди. Но… пусть не святятся! Важно другое. Если он посеет в их душах и в душах их детей хотя бы одно семечко истинной веры – все уже было не зря. Пусть не сразу, но оно прорастет. А за Марка он вообще готов был графине руки целовать. Он не знал, что и когда от него потребуют, но был готов платить. Увы… Только спустя несколько месяцев он понял, что Лилиан Иртон все делала совершенно бескорыстно. Она ничего от него не ждала. Только духовной поддержки, которую он и так должен был ей оказать. Вот и все. Она не требовала благодарности, она не торговала своими милостями, она просто делала. И пастор преисполнился благодарности. Он видел странности графини. Но видел также, что они не несут зла в мир. Наоборот. Правильно использованные, они дадут много хорошего. Она лечила, учила, заботилась, трудилась наравне со всеми и никогда не требовала для себя благодарности… А вот патер Лейдер добрых чувств у Кенета не вызывал. Ибо был представителем касты церковных карьеристов и выжиг. Кенет привычно опустился на колени для исповеди. – Брат мой в вере, моя душа сейчас чиста и спокойна. – И тебя не тревожат язычники? – Графиня делает все, чтобы они узрели свет истинной веры. И я, недостойный, стараюсь способствовать ей в этом. – И не тревожит тебя поведение самой графини? – Брат мой, я тесно общаюсь с ней. Она добра, умна и благородна. Если бы в ней было хоть пятно черноты, я заметил бы это. Но она бережется от происков Мальдонаи. – Да неужели? История с Дамисом Рейсом заставила патера сдвинуть брови. А данное объяснение – мол, графиня считает, что Альдонай соединил и расторгнуть этот союз нельзя. А осквернять свою клятву перед Богом и свое ложе – вовсе последнее дело, что бы там в семье ни происходило… Такого бесчестья ни для себя, ни для своей семья графиня не допустит. Поступки Лили можно было подать по-разному и истолковать тоже. И невольно пастор Воплер выбрал самый выгодный для графини вариант, объясняя все ее заботой о ближнем и верой в добро. Патер Лейдер слушал, но увы. Кроме того, Кенет не упомянул о многом. Ни о контрабандистах, ни о покушениях. Зачем? Это дело власти, но не церкви. Тело, а не душа. Из этого компромата было просто не выкроить. Так что спустя час Кенет оставил Симона весьма недовольным и направился туда, где его ждали. Завтра он поговорит с двоими своими собратьями по вере. Настоящими, не такими, как этот лощеный крысюк. И они отправятся в Иртон. А он – с графиней в столицу. Страшно, да. Но может быть это испытание в вере, которое посылает ему Альдонай? Верую, Господи. Из Альтвера отплывали с вечерним приливом. Лиля стояла на корме, мучилась подступающей тошнотой и мрачно мечтала об изобретении паровозов. Или самолетов. В целом первые визиты прошли неплохо. Не считая этого случая с Авермалем. Но тут уж пусть сына воспитывает. А то надо же! Увидел девчонку на улице – и повело! Спермотоксикоз, однако, снимать надо. А то ведь могут и другие снять. Вместе с головой. Лейф более-менее успокоился, получив крупную сумму от Авермаля, ему Торий тоже приносил свои извинения. Он бы и в три раза больше выплатил, лишь бы Лиля не гневалась. Факт. Рвать контакты с Торием пока действительно нельзя. Если придется вернуться в Иртон – барон незаменим. А Лиля, честно говоря, не возражала бы. За зиму она оценила эту глушь. Где тихо, спокойно, уютно, теперь еще и хорошие соседи будут… Если Джейми утвердят в баронах приказом его величества. Хочется ли ей жить в столице? Да на фиг! Грязно, скучено, вонюче, и все эпидемии – ее. И все происшествия. А с другой стороны, она медик. Она в Иртоне квалификацию, к чертям, растеряет. Может, и стоит остаться? Где-нибудь под боком у отца? Лиля не знала. Неизвестным компонентом в ее расчетах пока оставался Джерисон Иртон. Что сделает этот друг, крепко получив по ушам? Сложный вопрос. Мужское самолюбие – штука такая. Топтать, пинать и забывать про него не стоит. Иначе потом так огребешь… А с другой стороны – помереть ей, что ли, было? Желудок забурчал особенно громко, и Лиля, перегибаясь через борт корабля (подветренный, уже выучила, куда блевать лучше) мрачно подумала, что умереть было бы быстрее. А до столицы почти две недели пути… буэ-э-э-э-э-э-э… – Рик, ты все собрал? Ричард посмотрел на кузена: – Все. А ты? – Слуги еще копаются, но уже почти. Итак, в дорогу? – Да, пора. А то Бернард обидится, что у него почти не погостим. – Он и так обидится. Судя по сплетням – жлоб жуткий. Родную дочь в черном теле держит. Рик махнул рукой: