А мусорные кучи, которые встречались в Лавери на каждом шагу, у ханганов вывозились за пределы населенных пунктов и также закапывались. Так что здесь Амир чувствовал себя некомфортно. И делился с Лилей своими впечатлениями. – Я думал, здесь, как в Иртоне… – Ваше высочество, Иртон – исключение, а не правило. – Я понимаю, но неприятно же. Вернулись принцессы. И, заметив Амира рядом с Лилиан, подошли к ним. Старшая щебетала что-то принцу, младшая пыталась поддерживать с Лилей светскую беседу. Лиля по мере сил помогала девочке. Да, Джолиэтт пока еще была неумела. Ну так и сама Лиля-то… Постепенно к компании присоединились Алисия и Август Брокленд. Лиля присела перед отцом в реверансе, была облаплена, расцелована в обе щеки, и корабел на весь зал заявил, что красивее его дочери просто не найти. Амир заметил, что красота предела не имеет, и под это дело подарил принцессам по фероньерке. Баронесса Ормт смотрела из угла злыми глазами, но подходить не решалась. Видимо, принцессы ее не любили, и нарываться даме не хотелось. Лиля решила пока не обращать внимания. Для всех и сразу хорошей не будешь. После беседы и легкого перекуса (кстати, никто при дворе не думал, что есть надо с закрытым ртом, а избыток приправ, по мнению Лили, скрывал тухлятину) Эдоард разрешил придворным прогулку по парку. И подал пример, пригласив баронессу. Та одарила окружающих взглядом, в котором читалось плохо скрываемое торжество, и проследовала вместе с его величеством. Выглядело это, кстати, забавно. Эдоарда Бог ростом не обидел, а баронесса была метр в кепке в прыжке с табуретки. Так что… Лиле они напомнили мультик про девочку Веру и обезьянку Анфису. Там, где обезьянка в компании с папой. Амир огляделся и предложил Анжелине правую руку, а Джолиэтт – левую. Август подхватил под локоток Алисию, Лиля задумалась, как быть, но тут… – Ваше сиятельство, вы разрешите? Серые глаза встретились с зелеными. Александр Фалион Лиле не особенно нравился. Сухарь и зануда, однозначно. Знавала она таких, они пока тебе весь мозг в печень не вынесут, не успокоятся. Лилиан Иртон маркизу тоже не особенно понравилась. В его вкусе были темноволосые и миниатюрные женщины с маленькой грудью и темными глазами. А эта… вирманская героиня баллады. Но… Было в ней что-то такое, какая-то изюминка, которая цепляла и не давала оставаться спокойным. Вроде бы все невинно, женщина полностью спокойна, а где-то в глубине глаз, на дне души – не поймаешь! Не зацепишь! И вообще, строила я таких, как ты, рядами и колоннами. Да и была у мужчины причина побеседовать с графиней Иртон. Просто попробуй подойди, когда с ней беседуют две принцессы и принц. Высокое общество, однако. Могут и послать, а это вредно для репутации. – Благодарю вас, маркиз. Лиля приняла предложенную руку, и пара направилась к выходу из зала. Графиня молчала. И для Фалиона это было непривычно. Обычно женщины стремились заинтересовать его. Эта же выжидала. – Ваше сиятельство, как вам понравился дворец? – Отмыть бы его с мылом, – протянула мечтательно Лиля, – он бы мне понравился еще больше. – Вы считаете, что тут грязно? – Что вы, – ресницы прикрыли зеленые глаза, – здесь замечательно. Фалион так и не понял – издевка это или нет. Но решил принять все всерьез. – Вы очень дружны с ханганами, госпожа. – Да, так получилось, маркиз. – Прошу простить мне мою невежливость, госпожа, но идут слухи, что вы владелица чистокровного аварца? – Да, – осторожно согласилась Лиля. – Может быть, вы согласитесь продать его? – Продать Лидарха? Только через мой труп! – Лиля даже про вежливость забыла. Фалион чуть улыбнулся, неожиданно найдя в женщине нечто родственное. – Что вы, графиня, это было бы преступлением против королевства. Но, может быть, тогда вы согласитесь на случку? Лиля вскинула брови. – Мне говорили, вы – заядлый лошадник… – Да, госпожа графиня. И я вам клянусь – все меры предосторожности, все будет соблюдено. Ваш конь не пострадает… Лиля даже и не собиралась сразу соглашаться. Вот уж какого опыта в ее жизни точно не было… Так что не торопимся. – Я подумаю, ваша светлость. Понимаете, это для меня так неожиданно. – Да, графиня. Я вас понимаю. – Лидарх для меня как ребенок, ваша светлость. Он просто часть меня. – Как я вас понимаю, графиня. – Маркиз, скажите, а давно вы занимаетесь лошадьми? Как известно, хочешь найти подход к мужчине – спроси про его хобби. Дальше можно не слушать, а твои реплики могут свестись к «неужели?», «невероятно!» и «вы такой умный, я бы в жизни не додумалась!». Остальное мужчина расскажет тебе сам. И еще будет расхваливать всем остальным, какая ты умная и внимательная собеседница. Фалион что-то говорил о чистокровных аварцах, жаловался на ханганов, которые не разрешают вывозить кобылиц и даже чистокровных жеребцов практически не выпускают за пределы Ханганата… Лиля слушала вполуха и приглядывалась, куда бы удрать. Пока из-за какого-то куста не раздался вскрик? Стон? Кому-то плохо? Лиля отреагировала раньше, чем поняла, что происходит. Рефлексы медика – сначала броситься на помощь, а потом уже подумать, что из этого следует. Намертво вбитые в свое время матерью. – Госпожа? – Тахир появился словно из ниоткуда. Дама билась на земле, изо рта шла пена, глаза закатывались… Рядом с ней на коленях стоял невысокий кругленький мужчина и безуспешно пытался придержать ее. – Одержимая! – прошептал кто-то рядом. Одержимость? Э нет. Лиля без малейшей брезгливости опустилась рядом, кое-как придержала голову. И, уже увидев зрачки, знала, что она права. Клиническую картину приступа эпилепсии сложно спутать с чем-то другим. Ладно. Сделать тут ничего нельзя, только ждать. Ну и следить, чтобы не покалечилась. – Тахир, придержи ее, чтобы не билась обо все подряд! Голову повернуть набок, чтобы слюной не захлебнулась, – вот так. И ждать пару минут. – Что это? – Эпилепсия. – Про Фалиона Лиля просто забыла. Как и не было. Сработали отточенные до автоматизма рефлексы медика. Перед тобой больной человек. Ему нужно оказать помощь. Срочно. Остальное – потом! Минута… полторы… две… есть! Лиля почти физически ощутила момент окончания приступа. Тело на земле выдохнуло и обмякло. Слюна потекла еще сильнее. – Вроде бы все, – сообщила графиня Тахиру. – Да? – с какой-то странной интонацией отозвался медик. – Да. Ей теперь только отлежаться… Вовремя успели. – Вовремя – для чего? Лиля подняла глаза. М-да. Песец – животное ходячее и кусачее. Хорошо хоть дело было в парке, а не на приеме. Но какие черти принесли сюда его величество? И ладно бы с баронессой, ту хоть прибить можно! Но – нет. Рядом с его величеством стоял альдон. А кто еще? Весь такой высокий, седовласый, с взглядом доброго дедушки Торквемады, в длинной рясе, с драгоценными побрякушками на груди и на пальцах… И первое, что приходит на ум, – святая инквизиция. Даже зная, что в этом мире ее нет. Ну, соберись, девочка. Или ты докажешь, что тетка не одержимая, или тебя вместе с ней по кусочкам разберут. – Чтобы помочь человеку, – спокойно ответила Лиля. – Помочь в чем? Лиля вздохнула. Кое-как поднялась с земли. Твою ж… грязи на платье… ладно! Люди – важнее. – Это случается с особо тонко чувствующими людьми. У них очень хрупкая душа… И когда они волнуются, переживают, когда рядом много людей и мало воздуха, может начаться такой приступ. Это ее беда, а не вина. – Вот как? – Да. Если женщина не выспалась, если она перенервничала… это бывает. К тому же женщине еще сложнее, чем мужчине. – Почему же? – Мужчины сильные. А мы – хрупкие и слабые. Мы можем плакать над увядшим цветком. А сколько мужчин во дворце заплачут вместе с нами? – Графиня, это бывает у многих? – Фалион решил вмешаться в дискуссию. – Нет. Только у тех, у кого особо чувствительная душа и нежное сердце.