– Графиня приказала не мешать. Вот и не мешайте. – Да вы понимаете, с кем говорите? Я вас на конюшне до смерти засечь прикажу! – взвился Питер. Двое мужчин смотрели абсолютно безразлично. – Ваша светлость, графиня приказала никого не пускать. Вот и не пускаем. – Я тут хозяин! – А графиня вашей жене помогает. А если вы помешаете, может быть только хуже. Ваша светлость, вы поймите, мы люди подневольные. Графиня нас тогда тоже запорет… Жан Корье нагло врал. Он отлично знал, что пороть Лилиан никого не прикажет. Скорее всего, выкинет вон. Но этого тоже не хотелось. У графини было интересно. Выдали форму, учили новому, кормили от пуза, щедро платили, да еще и… Что привлекало людей в Лилиан Иртон – это ее отношение. Она ни на кого не смотрела свысока, мол, я – графиня, а вы – быдло. О нет. Она могла поговорить даже с золотарем. Она могла выслушать, ей всегда можно было пожаловаться, и, если ты прав, графиня решала вопрос в твою пользу. И Жан сам не заметил, как стал служить ей по-настоящему. Не за страх или деньги, нет. Просто потому, что она такая. Ее сиятельство Лилиан Иртон. И этим все сказано. И если она (пусть устами Джейми) приказала никого не пропускать – никого и не пропустят. Даже если придется драться. Хотя до этого вряд ли дойдет – парень, сразу видно, не боец. И верно. Питер сломался. Опустился прямо на грязный пол, вздохнул: – Альдонай… помоги! Мужчину охватывало отчаяние. А еще он знал – если Амалия умрет, он покончит с собой. Просто заколется кинжалом. И плевать на все. Без Амалии он жить не сможет. Это было сродни смерти. И Питер готовился к самому худшему. А потом из комнаты (через год? Через миг?) донесся детский крик. Яростный и громкий, он разорвал пелену отчаяния. И Питер «умер» в третий раз. Что ему ребенок? Была бы жива Амалия. Но крик повторялся. Громкий, яростный, живой. А потом скрипнула дверь. На пороге стояла графиня Иртон. Вся, с ног до головы, закутанная во что-то белое, толстенная золотая коса опять растрепалась. Но зеленые глаза светились. – У вас близнецы, ваша светлость. Два мальчика. Оба здоровы и весьма симпатичны. – Амалия? – выговорил Питер, почти мертвея от ужаса в третий раз. – С ней все будет хорошо. Я дала ей снотворное. Так что найдите детям кормилицу. Ну и уход потребует… ся. Слово оборвалось по простой причине. Питер Ивельен, герцог и аристократ, сгреб женщину в объятия так, что та только выдохнула. Силушки герцогу было не занимать. И радости – тоже. А сейчас все это выплеснулось наружу. И на пути радости оказалась ни в чем не повинная графиня. – Ваша светлость! Пустите!! Раздавите!!! Питер покружил графиню по комнате и наконец выпустил. Бросился туда, где мирно спала Амалия. И рядом с ней попискивали два маленьких свертка. Опустился на колени. Коснулся щеки жены. Теплой, розовой… И только сейчас поверил, что все в порядке. – Графиня, я ваш должник навеки. Лиля смущенно улыбнулась. Такого счастья, которое лилось из карих глаз Питера, она ни у кого еще не видела. – Все в порядке, ваша светлость. Герцогенок, только обратив внимание на Тахира и Джейми, бросился к ним. – Господа! Господин дин Дашшар! Господин …э-э-э… – Мейтл. Джейми Мейтл, травник, – отрекомендовался парень. Но, пока его титул не утвержден, пусть будет так. – Господин Мейтл! Если вам понадобится какая-нибудь помощь – клянусь, Ивельен в любой миг будет в вашем распоряжении… – Это наша работа, ваша светлость. – Тахир был величественен как никогда. – Чудо привело вас в мой дом, господин дин Дашшар. – Ее сиятельство Лилиан Иртон – чудесная женщина, – безмятежно согласился Тахир. Лиля спорить не стала. Откинула назад тяжелую косу и кивнула своим людям на дверь. – Ваша светлость, вы, наверное, побудете с женой и детьми? Питер радостно закивал. – Да-да, графиня… – Мы еще успеем увидеться. А пока я поговорю с вашим отцом. Вам нелегко дался этот день, отдохните. Питер кивнул. И опустился на колени рядом с кроватью. Графиня Иртон спасла ему и жену, и детей. Он подумает об этом потом. Сейчас он просто хотел побыть со своей семьей. Лиля вышла и привалилась к стене возле спальни. – Фу-у-у-у-у. Нет, ну что за идиоты! – Ваше сиятельство? – Одна повитуха, и та кинжалом на голову урезанная! – Да нет же. – Джейми чуть улыбнулся. – В таких случаях обязательно приглашают докторусов. – И где они? – Лиля едва не зашипела кошкой. – Сидят и ждут. Их дело, чтобы дети были здоровы. – А помочь? – Ваше сиятельство, так это ведь неуместно – чтобы мужчина да в такие материи… Лиля покрыла материи так, что даже стражники присвистнули. Хотя половину и не поняли. Вниз спускались сначала Жан и Рем, потом Лиля, у которой, честно говоря, ноги подгибались, потом Тахир и Джейми. Лиля всю дорогу выплескивала свое возмущение идиотками-повитухами и идиотами-докторусами. Которых скрестить бы да оставить без помощи, чтобы точно передохли. И не размножались! Баба умирает, а они там вино лакают?! Да им это вино с другой стороны влить надо! Ведерной клизмой! Вот! Лиля, может, и промолчала бы, но сейчас она ощущала себя так… Обратно, наверное, надо ехать в карете Алисии. Или хотя бы часок отдохнуть здесь. Сейчас, когда пошел откат адреналина, ее просто трясло. Да, зачет по акушерству она заслужила честно. И маме помогала в свое время. Гарнизоны – место такое. Фельдшеру чего только делать не приходится. И рядом были люди, умные, опытные, знающие. И обезболивающие, и антисептики, и капельницы. Но самой ей такое пришлось делать впервые. Тогда – да. Теперь же… Лиля до самого последнего момента думала, что ребенок один. И ей-ей, дурного везения в ее действиях было больше, чем ума. Ноги подкашивались. Голова кружилась. Тошнило. Все симптомы стресса на организм, разом. – Сейчас бы фронтовых сто грамм, – произнесла она. – Ваше сиятельство? – Выпить хочется, – честно призналась Лиля Тахиру. – Почему бы нет? Вы заслужили. Ваше сиятельство, а могла герцогиня сама?.. Лиля покачала головой. – Если бы мы не помогли, она бы умерла. – Умерла? Естественно, дверь перед Лилей открыли именно в этот момент. И конечно, Лоран Ивельен услышал только последнее слово. – Умерла? А ребенок? – Ваша светлость, успокойтесь, – взмахнула рукой Лиля. – Несмотря на все усилия повитухи, ребенок жив. Оба. И Амалия жива. У нее сейчас Питер. Я ей дала снотворное, пусть отдохнет. – Сейчас.