— Не… — Остальные еще хуже. — А если… — Я знаю. Я подставляю под удар еще одного сына. Будь оно все проклято… Амир впервые видел на лице отца слезы. — Вернись живым, сынок. Только вернись. — Я постараюсь, отец… Обрывки мыслей, слов, чувств… неужели когда-то он просто жил? И — боль. В какой-то момент стало легче. А потом… Грохотнуло так, что Амир попытался открыть глаза. Солнечный свет резко ударил по ним, и юноша зажмурился, чувствуя, как из-под ресниц покатились слезы. — Какого… вы… и… тут делаете?! Голос был звонким, женским и отчетливо властным. Да и текст… Амир настолько удивился, что вторая попытка открыть глаза оказалась удачной. Он был уже не на корабле. Лежал в просторной комнате, из окон лился солнечный свет, вокруг все было белым и удивительно чистым, пахло чем-то резким, и посреди комнаты стояла она. Таких женщин Амир еще не видел. Он успел познать женщину, но ни на рынках, ни в гареме ему не встречалось что-то подобное… если бы Амир видел вирманских женщин — он бы так не удивился. Но вирманки редко приплывали в Ханганат по своей воле. А рабыни, они в первую очередь рабыни и только во вторую — люди. Эта же… Высокая, с толстой золотой косой, в чем-то зеленовато-белом, она стояла посреди комнаты и отчитывала его докторусов, не выбирая выражений. — Вы что, с ума сошли?! Какие курильницы в больнице? В… нос себе их засуньте для большей устойчивости! И зачем вы приволокли сюда эту грязную шкуру?! — Это шкура нерожденного жеребенка, освященная в храме… — А стирать вы ее не пытались? Вон отсюда с этой пакостью! И если я еще раз ее увижу рядом с пациентом — вы у меня сами родите! Тахир, какого лешего меня не позвали сразу же?! Лиля была, мягко говоря, не в настроении. Она до поздней ночи сидела рядом с бессознательным пациентом, из ложечки поила его взбитым белком, пыталась скормить активированный уголь… потом еще инструктировала сиделок — с легкой руки Ингрид всех вирманских женщин Лиля готовила как медсестер. Уснула она ближе к рассвету. А через пару часов ее разбудил Джейми, который начал так целенаправленно ломиться в дверь, что даже вирмане не остановили. — Что случилось? — Госпожа, там ханганские докторусы… Вы же велели, чтобы никто не подходил к больному, кроме вас. — Где Тахир? — Пока там, держит оборону. — Последние слова Джейми договаривал уже в закрытую дверь. Лиля швырнула одеяло прямо на пол и заметалась по комнате. Натянуть рубашку, впрыгнуть в юбку-брюки, накинуть жилет — и вперед. Косу на ходу переплетем. В палату она влетела ураганом и вовремя. У кровати пациента последним заслоном стояла одна из вирманок, уперев руки в бока с таким выражением, словно сейчас топор возьмет… Тахир героически держал оборону от трех осанистых старцев с бородами, один из которых потрясал тяжелой бронзовой курильницей так, словно намеревался въехать оппоненту по голове, второй размахивал куском грязной тряпки непонятного назначения, а третий был обвешан пучками трав и перьями птиц. С трав сыпался мусор, с тряпки сыпался мусор, курильница дымила так нещадно, что Лиля едва не расчихалась. И озверела. Бог не обидел графиню ни ростом, ни массой. А за последние несколько месяцев масса стала уже не творожной, а скорее мышечной. Так что первым делом Лиля выхватила курильницу. И от души грохнула об пол, разметав содержимое по полу. Уберут! Мужчины обернулись на нее с искренним возмущением, но прежде, чем кто-то успел рот открыть, Лилиан Иртон перешла в атаку. — Ваше сиятельство, я сразу же… — Значит, так. — Голос Лили не предвещал ничего хорошего. — Вы, господа, сейчас вымоетесь, выстираете свои шмотки, и чтобы я ни одного из вас не видела грязным рядом с больным. Это первое. Второе. Прежде чем явиться сюда, будете получать разрешение либо от меня, либо от Тахира. Любого, кто придет сюда в наше отсутствие, я прикажу схватить как отравителя. И третье. Подробно напишете мне, чем и как лечили мальчика. И предоставьте образцы лекарств. А сейчас — вон! Сказано было увесисто. А может, убедительности словам придали двое вирман, которые примчались в лазарет вслед за графиней и сейчас ненавязчиво поигрывали топорами. Старцы попятились к двери, даже и не думая убрать за собой. Лиля проследила гневным взглядом ошметки грязи, падающие с их обуви. Ей-ей, она бы сейчас приказала вирманам вытереть этими придурками пол. Но с кровати раздался то ли вздох, то ли стон — и графиня забыла обо всем, кроме пациента. Метнулась к кровати, опустилась рядом на колени. Мальчик открыл глаза и смотрел вполне осмысленно. — Кто вы… — Я — графиня Лилиан Элизабетта Мариэла Иртон. Вы в моем доме. — Мое имя Амир Гулим. Я старший сын Великого Хангана от его любимой жены Гизьяр. — А еще у вас сильное отравление. Ну не настолько сильное, как я опасалась. Но все равно приятного мало. И лечиться придется долго и упорно. В глазах мальчика (ну не могла Лиля воспринимать его как взрослого человека, ребенок ведь! Больной ребенок!) что-то блеснуло. — Я полагал, что моя болезнь неизлечима. — Не стану лгать, я ждала худшего. Но постараюсь не дать вам умереть. Хотя опасность очень велика. — Если вы поможете мне, мой отец… Лиля прикрыла рот мальчика ладонью: — Помолчи. Сначала выздоровей. А сейчас я буду тебе осматривать. А ты будешь говорить мне, где болит. Понял? Амир кивнул. Неуверенно… еще бы, откуда ему знать про пальпацию, перкуссию, аускультацию — до этих методов здесь еще лет пятьсот расти… Лиля откинула одеяло — и принялась прощупывать пациента. — Здесь — больно?.. А здесь?.. А вот так?.. Парнишка краснел и бледнел, но отвечал честно. Задергался он, только когда Лиля стащила одеяло до конца и принялась пощупывать живот. — Да лежи ты смирно, тоже мне скульптура нашлась, было бы чем любоваться… можно подумать, я голых детей не видела, — проворчала Лиля. И от души чихнула. Курильница все равно продолжала дымить. — Окно откройте, — попросила Лиля. И проветрить надо будет. Воняло, надо сказать, немилосердно. И запах какой-то противный… овечий навоз, что ли, туда запихивают? Даже интересно стало. Лиля закончила осмотр, укрыла пациента одеялом и кивнула сиделке. — Молоко, белки, активированный уголь. Если не будет рвоты — завтра-послезавтра попробуем дать что-нибудь еще. Пока не стоит, желудок явно отвык от нормальной пищи… тюрю, что ли, какую сварганить… Сиделка принялась поить пациента с ложечки разбавленным молоком с белками. Потом скормила адсорбент и продолжила процесс. Лиля подошла к курильнице, которую Тахир аккуратно составил в угол у окна, принюхалась… — Нич-чего не понимаю. Эх, хорошо было Колобкову с Булочкиным. Полосатого слона в Иртоне она бы нашла. А как найти, чем травят мальчишку? Хм… На стенках курильницы была засохшая корка. Явно что бы тут ни горело, оно осело на стенках. Травы? Ага, тогда бы трубки не курили. Если бы такой осадок был. А что тогда? Лиля подумала, подозвала Тахира, но и от него внятного ответа не дождалась. Мало ли что… благовония часто жгут. Окуривают дымом священных трав. Какие травы дают такой налет? Священные. Однозначно. А уж какие… Священники как-то не делятся тайнами. Лиля вздохнула. Стянула со стула полотенце и осторожно завернула в него курильницу. Подумала, вторым куском ткани сгребла с пола весь высыпавшийся мусор. — Я — в лабораторию.