Массимо и сам не знал. – Уделите мне время, возносящий Ирет. Может быть, мне станет чуть легче? Если бы возносящий препоручил Массимо служителю, он был бы в своем праве. Массимо наплел бы чепухи и ушел, но возносящий просто молча кивнул и поманил мужчину за собой вглубь. В маленьком кабинете на двоих стоял небольшой чайничек с настоем, две чашки, лежали маленькие храмовые печеньица в форме ракушек, на скамейки брошена пара подушек, чтобы не так жестко сидеть – все сделано для удобства того, кто желает поделиться наболевшим[19]. Возносящий опустился на одну скамью, Массимо на вторую… и бухнул, как в прорубь: – Я собираюсь убить несколько человек, возносящий. И уже убил. Массимо не ошибся в жреце, тот не повел и бровью. Разлил по чашкам травяной настой, повел рукой в сторону вазочки с медом, предлагая добавить по вкусу, и только после первого глотка поинтересовался: – Надеюсь, они это заслужили? – Возносящий, вы же знаете, что в нашем городе есть те, кто поклоняется Ириону. – Знаю, Массимо. И мне горько, что мы не можем их найти. – Вы – не можете. – А ты нашел? – взгляд жреца стал острым. – А они убили мою племянницу. – Вот как… А ты взял кровь за кровь? – Да, возносящий. – И не раскаиваешься. – Нет. – И… – И собираюсь довести свое дело до конца. – Благословения ты не просишь, это понятно. В оправдании не нуждаешься. А я все же попеняю тебе, Массимо. – Возносящий даже покачал головой. – Ты не прав в самом главном. – Вот как? – Массимо не удивился. Конечно, надо прощать, но все же… Он надеялся, что этот возносящий более порядочен, чем другие. Или не станет говорить казенными, избитыми храмовыми фразами. Массимо не знал, но чувствовал горькое разочарование. – Ты думаешь, что я начну укорять тебя за пролитую кровь? Нет, Массимо, ты не прав в другом, – возносящий словно мысли читал. – Скажи, если бы эти звери, а те, кто творит такое с невинными девушками, хуже зверей, они просто хищные кальмары, коих надо нещадно уничтожать, чтобы не извели они жизнь в великом океане, не тронули твою племянницу, ты бы ополчился на них? Массимо подумал. – Не знаю. Пока прилив не нахлынет, человек штаны не подвернет[20]. – В этом ты и не прав. То, что ты сейчас желаешь остановить эту нечисть, – дело богоугодное и правильное. Я бы предложил тебе помощь, но вижу, что ты ее не примешь. Может быть, деньги? Массимо подумал. – Будь мне лет на двадцать поменьше – обязательно отказался бы. Возносящий хмыкнул и отстегнул от пояса кошелек. – Здесь шесть золотых россыпью. Серебро, медь… – Вы мне настолько доверяете, возносящий? – В моем возрасте начинаешь доверять тем, кто не лжет. – Жрец усмехнулся, и Массимо понял, что ему повезло. – Жаль, что таких, как вы, – мало. – Вы знаете, что иногда у нас останавливаются змееборцы? Может быть, они… – Орденцы? Знаю. Но это мое дело и моя месть. – Не только ваше, но раз уж вы взвалили его на свои плечи, то и нести его вам, – остро поглядел жрец. – И за это будет награда от Ардена. А вина твоя, Массимо в том, что нечисть надо останавливать вовремя. – Храм с ними ничего поделать не смог. – Знаю. Сейчас ты вершишь не месть, а правосудие, но если ты еще раз увидишь зло – постарайся остановить его. До того, как оно коснется тебя и твоих родных. Все мы думаем, что зло – оно там, далеко, что тебя это не затронет, что твоя любовь обережет от беды твоих близких. А оно уже в тебе. Оно в этих мыслях. Трусливых, подлых, змеиных! А если бы оборвал ты змею хвост, пресек зло там, где его нашел, – и не ужалило бы оно твоих родных. Массимо вздохнул. – А Храм… – Не пеняй на Храм, раз не делаешь сам, – парировал возносящий. – Пойми, я тебя не обвиняю. Но и ты себя винишь не в том. Массимо подумал. Что-то такое было в словах возносящего. Вот он сделает дело, потом уедет из города, остановится на отдых где-нибудь у ручья, будет лежать, потягивать вино – последнюю бутылку в жизни, чтобы не спиться, Маришке это не понравилось бы, – и размышлять над этими словами. Глядеть в звездное небо и думать. Но это потом, потом… О чем Массимо и сказал, получив понимающий взгляд в ответ. – Обещай подумать над моими словами, Массимо. – Обещаю. Даже клянусь. Если жив останусь. А пока… – Благословите меня, возносящий? – Иди, дитя Моря, и воздавай негодяям по делам их. И помни, пожалев сейчас одного змея, через год ты получишь десять змеенышей, а через десять лет – змеиное кубло. Так раздави же гадину сейчас, чтобы потом не страдали невинные и невиновные. И не майся угрызениями совести. Не останови ты их – и злодейства продолжатся дальше. А если остановишь – это послужит предупреждением для подобных им. Кто-то струсит, кто-то дрогнет – и откажутся негодяи от своих намерений, если будут знать, что их может настигнуть кара. Потому что безнаказанность превращает человека в зверя. С этой точки зрения Массимо на свою месть не смотрел. – А еще снимаешь ты груз с тех, кто и рад бы восстановить справедливость, но по слабости своей сделать ничего не может, а душу травит черными помыслами. Есть ведь и такие… Так что благословляю тебя на богоугодное дело. Арден да пребудет с тобой, дитя Моря. – Арнэ. * * * Той же ночью Массимо оседлал коня для тьера Римейна, проводил его, захлопнул ворота и даже вернулся в конюшню. Чтобы вылезти через окошко в ее задней стене. Лошади молчали, не гавкали и прикормленные псы. Массимо опрометью метнулся в переулок, где держал в конюшне у надежного человека своего мерина. Сейчас уже оседланного, чего время терять? К воротам – и из города. И по утоптанной дороге туда, где удобнее свернуть в лес. Это тьер Римейн здесь одну тропинку знает, а Массимо за это время каждую елку на ощупь выучил! Ночью окажется – отличит! Массимо никто не ждал, но в условленном месте уже были привязаны кони, и приглядывал за ними старший сын Шерната. – Все здесь? – Да, дядь Масс. Привычное сокращение резануло по сердцу, но Массимо не позволил себе расслабляться. Мало ли кто как его назовет, что ж теперь? И в лес не ходить? Массимо забросил поданный арбалет за спину и ринулся по тропинке в лес. Мешок с запасом болтов приятно уравновешивал второе плечо, деревья словно расступались перед Массимо, тропинка сама стелилась под ноги. Вот и овраг. Вот и присмотренное им место, даже трава немного вылежана, лично приминал, приглядывался, откуда стрелять удобнее будет. Массимо бросил на траву плащ – не дай Арден, какая тварь по пузу проползет! С пузом-то ладно, а если выстрел сорвется? Болтов хоть и много, да все ж враги удрать могут! Если ломанутся в лес все разом, если стрелки растеряются… Этого он никак допустить не может! А на поляне собирался народ. Кто-то уже приехал, кого-то ждали, бродили по поляне, обменивались ленивыми репликами… Ждал и Массимо. Луна была полной и ясной, серебристый свет заливал лес, светилась паутина между деревьями, светилась бархатистая изнанка листьев, черные, словно из бархата вырезанные, тени разбивали волшебную картину пятнами вековой мглы, и посреди прекрасного храма природы такая мерзость! Массимо ощущал это как никогда остро. Это как на полу в храме нагадить… Прийти сюда ради того, чтобы творить свои непотребства!